Уж замуж невтерпеж
Шрифт:
И не только она.
Мрачно гладила толстенную косу островитянка. Перебирала круглые бусины дочь степей, и пусть на лице её застыла маска безмятежности, я все одно ощущала скрытую внутри тревогу. Неестественно алыми губами улыбались ладхемские принцессы, вновь же похожие друг на друга, что близнецы. Но это из-за косметики. Я понимаю, что красота – страшная сила, но иная чересчур уж страшна.
– Это было давно, – голос Ричарда разрушил такую тяжелую неудобную тишину. – Очень давно. Но мы помним.
Он коснулся ладонью груди.
А я… я встала.
И
Не знаю, зачем. Это… это неправильно и глупо. И вообще о другом думать надо. Но мне показалось, что мое место здесь, за его плечом. И Ксандр отвернулся, скрывая выражение лица. А Светозарный слегка нахмурился. Кажется, по долгу службы, к демонам он относился без симпатии.
Плевать.
И на него.
И на девиц. Смотрят тут. Ричард ведь не привык, чтобы на него смотрели. Столько людей и разом. Это… это действует на нервы. Я осторожно коснулась руки, и Ричард посмотрел, как показалось, с благодарностью.
– Тьма еще там. В сердце города. И Младший бог спит. Сон его будет длиться, пока сильна старая кровь, – это он уже произнес куда спокойней. – Но она не способна связать всю тьму.
Снова тихо.
И слышно, как ровно, спокойно, бьется его сердце. Мое стучит нервно. Я тоже не люблю, когда на меня смотрят. Особенно так, скептически. И… ревниво?
Смешно. Ревновать и ко мне?
– Есть предсказание. Пророчество, если хотите, – заговорил Светозарный отводя взгляд. Только угол рта его дернулся. – Сделано оно было много сотен лет тому, юной девицей, на которую снизошла благодать.
Сочувствую.
Девице. С благодатью не всякий справиться способен.
– Она была чиста и принадлежала знатному роду…
– Вы говорите о Кессарии Благословенной? – уточнил тот, в камзоле. Надо будет имена выписать, на бумажку. И выучить. Или хотя бы бумажку с собой таскать, а то неудобно как-то.
– О ней.
– У нас многие спорят, была ли она и вправду благословенна… храмы… храмы не считают её святой.
– Может быть, – не стал спорить Светозарный. – Ей было пятнадцать, когда она покинула отчий дом, чтобы основать обитель-прибежище…
– Говорят, потому что отец её отличался крайне жестоким нравом, – уточнил тот, в камзоле. И смутился. – Извините. Дурная привычка.
– Ничего. Он и вправду был очень жесток. Тогда еще вольный владетель, хозяин земель… – Светозарный слегка запнулся. – Он пролил много крови. И был проклят. Так говорят. На самом деле я понимаю, что мы ничего не знаем о временах минулых. И о ней тоже. Если он был и вправду так жесток, то как позволил дочери уйти? Кто выстроил ей дом? Тот, из темного камня? Он ведь по сей день стоит. Кто привез цветы и птиц, которые живут и растут лишь там и нигде кроме?
Сложные вопросы.
Неудобные.
– Возможно, это не так и важно, но… – Светозарный протянул руку. – Она принимала людей. Всех. Одним помогала, другим отказывала. Слава о ней пошла по миру…
Что-то не завидую я этой самой Кессарии. Слава – штука такая.
Опасная.
– Говорят, что многие желали получить
– Мой прапрапрапрапрадед, – заговорила островитянка. – Однажды отправился в вихольд, чтобы снискать славу и жену. Он прослышал о деве, чьи волосы были из золота, а кожа бела, как снег в горах. О силе её и мудрости, а еще о том, что доступны ей и минулое, и грядущее. Он взял дюжину братьев, кровью связанных. И еще мужчин, каковые были сильны и желали храбростью снискать милость богов.
– И что дальше?
– Они отошли в день, когда из вод поднялось красное солнце. И долго шли туда, в земли, где море убирается в синие одежды и не ведает льда на водах своих.
– Этак мы до утра слушать будем, – проворчала Летиция Ладхемская, но кажется, кроме меня, её никто не услышал.
– И море открылось им. Привело к острову. Он написал, что не было во всем мире острова зеленее. Что там росли диковинные цветы и меж ними порхали диковинные же птахи, столь крохотные, с комара. Врал, наверное…
– На южных землях такие имеются, – тихо произнес человек в мятом камзоле. – Не с комара, конечно, но с крупного шмеля будут. Они питаются цветочным нектаром.
– Да? Стало быть, не врал. Тот остров окружали воды, но когда корабли приблизились к нему, море взъярилось, и подняло волны столь великие, что корабли были на них подобны щепкам в руках детей. Обнажилось дно морское. И с него восстали чудовища превеликие.
Тогда-то, чувствуется, славный викинг, как бы это выразиться, осознал, что был немного не прав.
– И позабывши о гордости, он встал на колени, и молил пощадить братьев его по крови и тех, кто пришел следом, обещая, что сам останется служить, богам ли или же той, которая была ими избрана. И море вняло. Оно успокоилось, и корабли прошли к острову.
– Это описано. Чудо смирения варваров, – заметил Светозарный.
– Сам ты варвар, – прогудел заросший черным волосом викинг и весьма выразительно погладил топор. Вот интересно, с топором к обеду, это норма этикета или уже нет?
– Она явила себя им. И говорила с моим предком. И желала ему удачи, а еще подарила деву с волосами золотыми и кожей белой, словно снег, сказав, что вот она, которую должно беречь и почитать. И пусть сокрыто было для этой девы предначертанное, но никто и никогда бы не упрекнул Бруннара Свирепого в том, что дурно обходился он со своей женой, Кримхильд Златокосой.
– Если в-верить хроникам, – человек в камзоле погрозил варвару пальцем и тот убрал руку с топора, даже, как мне почудилось, слегка смутился. – У Кессарии имелись сестры…
– Одна из которых стала женой князя Вессарского, Иннора…
– Иннора Великого, – поправила Летиция.
И парик тоже. Съехал он немного. Самую малость. А вот от поправки тоже съехал, но уже на другую сторону, отчего вид у прекрасной принцессы стал несколько разбойничий.
– Первого государя Ладхемского…