Ужас приходит в полнолуние
Шрифт:
Он замолчал. Я сменила тему:
— Вы сюда по делу приехали или так, отдохнуть?
Почти на выходе из парка тропинка проходила через заболоченную низину. Здесь рос мелкий осинник. В особенно грязном месте кто-то догадался перебросить через лужу длинную доску. Пропуская меня вперед, Кирилл ответил не сразу:
— Ну, можно сказать, и по делу. А вообще больше так — отдохнуть. В гости.
Он шел на шаг позади. Я чувствовала это.
— А к кому, если не секрет?
— Да какой это секрет, Стася.
В этот момент я уже дошла до середины доски.
— Так к кому?
—
— К деду?
Я удивленно обернулась, потеряла на миг равновесие и покачнулась. Кирилл резко шагнул вперед, ухватил меня за плечи и легко удержал от позорного падения. Я непроизвольно прижалась к нему. И в таком двусмысленном положении мы замерли на узкой полоске доски. Освобождаться от его объятий я почему-то не спешила.
— Хорошая у тебя реакция, — сказала я, глядя ему прямо в глаза. Ответ не заставил себя ждать.
— А у тебя хорошее чувство равновесия, — усмехнулся он и, не очень, на мой взгляд, торопясь, убрал руки. Мы выбрались на сухое место, а затем и за ограду старого парка (он вежливо пропустил меня вперед в дырку между прутьями). И пошли по улице. Я замедлила шаги и снова очутилась рядом с ним.
— Что ж за дело у тебя к моему деду? — спросила я.
Как-то само собой получилось, что мы плавно перешли на «ты». Видно, нас сблизило это милое происшествие на доске посреди моря грязи.
— Да так… Кое-что надо выяснить, — уклончиво ответил Кирилл.
И, резко сменив тему, снова принялся нахваливать сад моего прадедушки. Ну, просто выдал гимн юного мичуринца.
Я шла молча и слушала его пространные разглагольствования на сельхозтему. Убеждена, что он уходил от ответа — врал попросту говоря, когда сказал, что приехал просто отдохнуть. Ну и черт с ним. Я тоже не стала ему рассказывать о той своей беседе с дедом, когда он сказал, что Кириллов брат вполне может оказаться маньяком-убийцей. Потому что не надо быть особого ума, чтобы догадаться: между дедовым рассказом и его приездом явно существует связь. Хоть Кирилл и ушел от прямого ответа. Не хочет говорить — не надо. Тоже мне, темнилы — что он, что дед. Ну ничего: хорошо смеется не тот, кто смеется последним, а тот, кто больше знает, но молчит в тряпочку.
Вот так-то.
Мы с Кириллом шли по совершенно безлюдной улице в сторону центра поселка. Странное и непривычное было зрелище: не было прохожих, никто не возился с цветами в палисадниках, не кричали, носясь по участкам, дети, не сидели на скамеечках в тени деревьев старики. Даже собак не было видно. Буквально за сутки паники поселок словно вымер — ни людей, ни голосов, ни звука. Тишина и безлюдье. И лишь кузнечики беззаботно стрекотали в траве. Пока мы с Кириллом шли, мимо нас проехала только пара легковых машин — груженные скарбом, набитые людьми, они пропылили в сторону московской трассы.
Клянусь: в раскаленном неподвижном воздухе незримо витало нечто эдакое, страшноватенькое. Я даже невольно поежилась: такое ощущение, что началась третья мировая и люди бегут от подступающих к поселку поганых оккупантов — то ли истинных арийцев в рогатых касках, то ли осьминогоподобных марсиан в шагающих кастрюльках-треножниках. Герберт Уэллс, да и только. Тихий ужас.
Мы
И тут я услышала громкий наглый голос:
— Гляди-ка, братва, какого знатного кобеля наша сучка подцепила!
Я остановилась и резко обернулась. Буквально в нескольких шагах от нас у входа в продуктовый магазин стояли, ухмыляясь, четыре мужика. Троих, помоложе, я знала в лицо: местная алпатовская шпана, двадцатилетние приблатненые оболтусы. Они меня тоже наверняка знали. Четвертого же я видела впервые: здоровый рыжеволосый мужик лет тридцати сугубо бандитского вида — его голые руки сплошь были в татуировках. Все четверо — явно крепко поддатые, с открытыми бутылками пива в руках. Сейчас эти парни выглядели особенно опасно — на совершенно пустой, безлюдной улице.
— Не нашенский кобель-то, залетный, — нарочито шепелявя, продолжал один из наглых малолеток, тот, что начал разговор. — А чего это он тут у нас, как вошь, ползает, а, Головня?
Он говорил, глядя на нас с Кириллом, но обращаясь к рыжеволосому бугаю Головне — судя по всему, главарю их банды. Я непроизвольно вцепилась в руку Кирилла — эти сволочи явно провоцировали его на драку и сейчас ожидали реакции на свой спектакль.
Я почувствовала, как напряглись мышцы на руке Кирилла, и поняла — сейчас он обязательно полезет в драку.
— Черт с ними, не связывайся, прошу тебя, — зашептала я. — Пойдем! Ты же видишь, это уголовники!..
— Спокойно, девушка, без паники. Сейчас я с ними побеседую, — так же тихо ответил он, освобождаясь от моей хватки и шагнул к этим уродам.
Я сунула руку в карман и незаметно потянула из него баллончик с газом.
О господи! Он что — хотел их укорить, вразумить или перевоспитать? Да это же законченные подонки, безмозглые злобные твари! С ними не разговаривать надо, их надо на месте отстреливать! А он — побеседовать?!
Но я глубоко заблуждалась насчет его намерений.
Едва Кирилл сделал первый шаг, как трое малолеток, словно по неслышной команде, молча, как волки, бросились на него, размахивая бутылками.
А дальше произошло что-то стремительное и невероятное. Такое я видела только в боевиках со Стивеном Сигалом: Кирилл не стал молотить их кулаками, не стал дрыгать ногами, крича ужасным японским голосом «Ки-ийя-я-я!», нет, ничего подобного. Просто он неуловимыми движениями по очереди перехватывал нападавших — и они кубарем летели на землю. Первый же набежавший на Кирилла парень, словно наткнувшись на стену, перевернулся, отлетел в сторону и, проехавшись мордой по асфальту, замер буквально у моих ног. Второй нападавший попытался ударить Кирилла бутылкой по голове, но тот перехватил его руку и крутанул вокруг себя — раздался дикий вой, мальчонка врезался всем телом в задрожавший забор и сполз на траву. Третий, видать, сообразил, что погорячился, но остановиться уже не смог. Кирилл, уступая ему дорогу, шагнул в сторону, коротко ткнул подонка пальцами куда-то под ребра, и тот осел на землю, словно подрубленный.