Ужас. Вдова Далила
Шрифт:
— Вы возбудили мое любопытство, продолжайте.
— Последние два месяца меня неимоверно тяготило то обстоятельство, что я должник ван ден Кольба. Я знал, как он относится ко мне, и знал также, что, если я вовремя не заплачу, он приведет свою угрозу в действие и подаст на меня в суд. Тогда я прибег к тому средству, которым пользуются многие молодые люди в крайних обстоятельствах, — в начале августа я продал все свои драгоценности и предметы искусства. Заняв сверх вырученной суммы у одного друга пятьсот марок, у другого — двести, я набрал три
На лице следователя мелькнуло недоверие, но обвиняемый, казалось, не заметил этого и продолжил свой рассказ:
— Из Спа я отправился в Баден-Баден, оттуда — в Гамбург, затем — в Висбаден, и во всех городах счастье благоприятствовало мне. После двухнедельного отсутствия я вернулся в Берлин с пятьюдесятью тысячами марок. Вот и вся история. Она очень проста, но, к моему несчастью, кажется на первый взгляд весьма подозрительной.
— Да, так и есть, — согласился следователь. — Но весь этот рассказ не имеет для меня никакой ценности и вряд ли поможет при вашей защите в суде, так как нельзя проверить ни одного факта, на которые вы ссылаетесь.
— Боже мой, господин Граднер! — воскликнул обвиняемый так, словно сам был готов потерять терпение оттого, что к каждому его слову относятся с недоверием. — Когда я сидел за игорным столом в Спа, я не мог знать, что по возвращении меня обвинят в убийстве и арестуют и что я буду вынужден привести свидетелей своего выигрыша. Если бы я мог это предвидеть, я бы каждый вечер заставлял крупье или других игроков выдавать мне свидетельства, когда и сколько я выиграл.
Не обратив никакого внимания на эти саркастичные слова, Граднер поднялся с места и сказал:
— Вам сейчас прочтут протокол, а вы его подпишите.
Хорфди пододвинул свой стул поближе к протоколисту и стал внимательно его слушать. Граднер должен был признать, что, несмотря на все усилия с его стороны, он ни на шаг не продвинулся вперед. Конечно, он мог держать Хорфди в заключении и дальше, но его охватили сомнения, справедливо ли отдавать под суд этого подозреваемого.
— Вы с такой точностью передали все мои слова, — обратился Хорфди к протоколисту, когда тот закончил чтение, — что мне совершенно нечего прибавить. Я готов подписать бумаги хоть сейчас.
Потом он встал и обернулся к следователю, словно ожидая дальнейших приказаний. Граднер чувствовал себя отвратительно и ничего не мог противопоставить безукоризненному поведению молодого человека. Следователь довольствовался тем, что проговорил:
— Я буду вынужден допросить вас еще раз, так что некоторое время мне придется продержать вас в тюрьме.
Хорфди молча поклонился.
— Но, я могу облегчить вашу судьбу тем, что прикажу не держать вас больше в одиночном заключении.
— О, одиночество меня не пугает, — ответил подозреваемый. — Если человек пережил столько,
— Как хотите, — произнес следователь, поклонившись Хорфди, давая этим понять, что допрос окончен.
— Лейзетрит, — обратился Граднер к своему помощнику, — скажите жандармам, чтобы они отвели этого господина назад, в тюрьму.
Хорфди понял, что следователь отдал именно такое распоряжение, чтобы он мог выйти из его кабинета как свободный человек, а не как узник, и что конвой встретит его только в коридоре. Обвиняемый поклонился, как бы благодаря Граднера за обходительность, открыл двери и исчез.
Теперь только Мария встала со стула. Она сдержала обещание и не выдала своего присутствия ни словом, ни жестом. Женщина, отодвинув ширмы, подошла к Граднеру. Ее бледное лицо было очень серьезно. Указывая рукой на дверь, она решительно заявила следующее:
— Человек, который только что вышел отсюда, человек, которого вы допрашивали, — убийца моего мужа.
Эти слова удивили следователя, тем более что сам он теперь был склонен думать, что арестованный не виновен. Граднер пытался убедить Марию, что она не права, но женщина упорствовала.
— Я не ошибаюсь, я уверена, что не ошибаюсь!
— Но разве что-нибудь в манере этого человека держать себя, в его словах или интонациях его голоса показалось вам подозрительным?
— Нет, вовсе нет.
— Так на чем же основано ваше обвинение? Или это только пустое предположение?
— В ту минуту, когда он вошел в комнату, когда он заговорил, меня затрясло. Разве так могло бы быть, если бы он не совершал убийства? Мне кажется, я никогда прежде так не волновалась. Я чувствую некоторую связь с этим человеком. Я еще много из-за него выстрадаю, клянусь вам.
— Вы итальянка и поэтому немного суеверны.
— Может быть, но в эту минуту я рассуждаю вполне логично. Разве можно так волноваться из-за присутствия человека, которого я никогда прежде не видела, которого совсем не знаю? Это он, господин Граднер, я уверена в этом!
Движения женщины, тон ее голоса, глаза, сверкавшие огнем, — все это лишь подчеркивало ее красоту. Следователь не мог отвести от нее глаз. Она напоминала ему древнюю жрицу, обвинявшую перед толпой какого-нибудь святотатца. Пока Граднер думал, как ему успокоить взволнованную женщину, в комнату вошел канцелярский служащий и передал ему какой-то документ.
— Он здесь? — спросил следователь, пробежав глазами поданную ему бумагу.
— Да, господин следователь.
— Приведите его сюда.
Минуту спустя в комнату вошел Зиг.
— Вы хотели со мной поговорить? — спросил Граднер.
— Да, господин следователь, мне приказано поступить в ваше распоряжение, чтобы оказать помощь в расследовании убийства на Французской улице.
— Знакомы ли вы с подробностями этого дела?
— Более или менее. Я одним из первых побывал в квартире, когда узнал о преступлении.