Ужас. Вдова Далила
Шрифт:
Он не смел говорить ей о любви, ей, чей муж недавно скончался! Хорфди подозревали в том, что он виновен в этой смерти!.. Долгое время они молчали: он — испуганный, она — взволнованная и оскорбленная до глубины души. Но мало-помалу лицо Марии прояснилось, она провела рукой по лбу, как бы прогоняя докучливую мысль. Казалось, вдова решилась на что-то и обратилась к Хорфди с вопросом:
— Так, значит, вы любите меня?
Такого вопроса молодой человек не ожидал. Но когда он оправился от первого удивления, то схватил ее руки и ближе
— Да, я люблю вас, люблю так, как никогда не любил. Я даже не думал, что в состоянии полюбить. Вы моя первая и единственная любовь! Если бы вы знали, как я страдаю, когда не вижу вас, и как я счастлив, когда вы рядом! Уже тогда, когда я впервые увидел вас, мне показалось, что никогда прежде я еще не встречал такой женщины, как вы. Нет красоты, которая могла бы сравниться с вашей. В вас слились все лучшие женские качества, все добродетели, а я, глупец, думал, что ни одна женщина не завладеет моей душой. Но вы сразу покорили меня. Я поклялся больше не встречаться с вами, бежать от вас, но я не смог исполнить свою клятву. Ваш кузен привел меня сюда. Это он вынудил меня встречаться с вами, и мне пришлось подчиниться. Я знал, что` мне предстоит, я знал, что утрачу покой, силу воли и безумно полюблю…
Его руки стали слишком горячи, глаза сверкали, и Мария больше не смогла сидеть рядом с ним. Она отняла свои руки и встала. Сделав несколько шагов, женщина облокотилась на камин и спросила:
— Разве я когда-нибудь давала вам повод надеяться на взаимность?
— Нет, никогда, — продолжал он, — вы не поощряли меня ни единым взглядом, ни словом… Ах, если бы вы знали, как пуста до сих пор была моя жизнь, если бы знали, в каком обществе я вращался! Если бы вы знали, как тяжело флиртовать и никогда не испытывать истинного чувства. Вы спрашиваете меня, давали ли вы повод рассчитывать на взаимность, я еще раз отвечу: нет, не давали, но это-то больше всего и распаляло меня. Я хотел бороться, хотел победить! И теперь все еще этого хочу!
Хорфди был уже не тем хладнокровным, равнодушным и уравновешенным человеком, каким мы его видели впервые в присутствии следователя. Его волнение, его неподдельное чувство смягчало острые черты его лица и придавало им невыразимую прелесть. Страсть совершенно преобразила его. Он собрался сказать что-то еще, как вдруг доложили о приходе Зига.
Тот с первого взгляда понял, в чем дело. Лоб его нахмурился, лицо чуть заметно побледнело. Но, когда он подошел к Марии, он снова улыбнулся и как ни в чем не бывало спросил, как она себя чувствует, а затем обернулся к Хорфди со словами:
— Итак, вы здесь, а я ждал вас у себя в отеле!
Хорфди повторил то же самое, что сказал Марии, и Зиг остался вполне удовлетворен этим объяснением. Но, когда граф стал говорить о погоде и тому подобных обыденных вещах, Хорфди почувствовал, что не в состоянии дольше переносить его общество и придумал какой-то предлог,
— Не забудьте, что мы обедаем вместе, — крикнул ему вдогонку Зиг, — ровно в семь часов мы будем в ресторане «Хиллер».
Прошло несколько минут после ухода Хорфди, а оба собеседника все еще молчали. Зиг, усевшись поодаль, наблюдал за Марией. Казалось, он сделал открытие, глубоко огорчившее его. Он вдруг подошел к ней и резко спросил:
— Ну, и что же?
Она вздрогнула, рассеянно взглянула ему в лицо и ответила:
— Простите, господин Зиг, я совершенно забыла о вашем присутствии.
— Я заметил это, — сказал тот с нескрываемой горечью, — я вообще для вас не существую с тех пор, как вы сами взялись за дело… Имел ли этот разговор хоть какие-нибудь результаты?
— Нет, — ответила женщина.
— В таком случае нам остается только начать сначала.
— Нет, — повторила она.
Удивленный этим ответом, он молча смотрел на нее, как бы ожидая разъяснений. Мария произнесла:
— То, что мы делаем, — это подлость.
— Почему? — хладнокровно спросил Зиг.
— Потому что он любит меня и страдает из-за этого.
— Так, значит, это правда! — воскликнул сыщик, взволнованный не меньше самой Марии. — Он любит вас и сознался в этом?
— Да, только что.
— И вы верите ему?
— Да, верю.
Зиг сложил руки на груди:
— Ну, и в чем же теперь дело?
— Я не имею права так мучить его.
— Значит, вы считаете себя не вправе мучить того, кто убил вашего мужа?
— А вдруг не он убил его?
— Вот как, теперь вы сомневаетесь в этом?
— Да, сомневаюсь, — ответила она, виновато опуская голову, как бы стыдясь собственной слабости, — когда его нет со мной, когда я одна со своими мыслями, он кажется мне виновным и я хочу отомстить, но когда он со мной, меня одолевают сомнения.
Зиг выслушал ее с плотно сжатыми губами, потом сказал:
— Надо положить конец этой неизвестности, так не может больше продолжаться. Он должен раз и навсегда доказать свою невиновность, и тогда я забуду обо всем и вернусь к своим привычным обязанностям. Но если он виновен, как я все еще думаю, тогда он чем-нибудь выдаст себя, и мы покончим с ним.
— А вы нашли средство, которое заставит его выдать себя?
— Вот оно, — ответил Зиг, вынимая из кармана узкий длинный предмет, завернутый в бумагу.
И так как Мария в недоумении смотрела на него, он без всяких отступлений спросил ее:
— Вы помните, каким орудием был убит ваш супруг?
Переменившись в лице, она пробормотала:
— Насколько я помню, это был нож или кинжал.
— Нож, и вы его хорошо знаете, так как он принадлежал убитому.
— И этот нож?.. — спросила она, с ужасом глядя на предмет, который Зиг держал в руке.
— По моей просьбе его отдали мне, вот он.
Мария отступила на несколько шагов и спросила: