Ужасное сияние

Платт Мэй

Звучало логично.

— Однако раз появились «фрактальные бури», то этого нельзя оставлять. Почему Лакос? Да потому что он — та самая «дыра» в мироздании, за которую уцепится любой крюк. Я ответил на вопрос, Леони?

— Не совсем. Но ладно. Шон, ты как, откроешь?

— Подготовьтесь все, — он сунул большие пальцы за пояс драных штанов. — Ну там, отдохните, соберите ваше оружие и всё прочее. А потом я попробую, хотя алады меня сожри, если я представляю, как это сделать.

Однако он догадывался.

Он

даже слышал формулу, проговорённую ещё покойным Патриком Верешем.

«Покажи свой свет».

Дожидаясь сигнала, Шон оставил остальных и сам двинулся вдоль «берега» — хотя здесь не было никакого берега, только кромка ила и грязи, где ещё можно идти, а дальше — уже нельзя. Он подозревал, что единственный неверный шаг может утянуть его в воронку или неприметную с виду топь, поэтому старался проверять твёрдость почвы перед тем, как перенести вес с одной ноги на другую. Он остановился, услышав тяжёлые и почти возмутительно неаккуратные шаги.

— Здесь может быть опасно, — Шон развернулся к Энди Мальмору.

Тот отмахнулся.

— Не настолько.

Он протянул Шону цветной пакет — красно-коричнево-жёлто-синий, — в котором тот с лёгким удивлением узнал арахис в шоколаде; среди рационально подобранных запасов-концентратов ничего подобного точно не отыщешь. На невысказанный вопрос Мальмор пожал плечами и вскрыл собственный пакет с конфетами. Костыль буравил дыру в грязи.

— Спасибо.

Шон бросил в рот несколько приторных драже.

— Я должен попросить у тебя прощения, — сказал Энди Мальмор. — На самом деле, у всех вас, у добровольцев.

Шон не удивился.

— Вы натравили на нас Сорена? Придумали все эти… пытки, — он выговорил слово почти с наслаждением, проверяя реакцию невозмутимого человека-из-другой-эпохи. — Чёрт вас подери, но вы же сами…

— Мутант. Неверное слово, хотя в сущности мутация и есть сбой кода, как правило, в генах или хромосомах. Наслоения из других реальностей ничем не хуже, если подумать. Верно, как и вы все — и я не имею в виду лично твоё «ужасное сияние», Шон. Рапторы. Мутанты. Ты ведь догадывался.

Шон промолчал. Оба некоторое время шуршали пакетами арахисового драже.

— Это случится со всеми? Как с Кэрролом?

— Большинство умирает, не дожив до шестидесяти. Я просил Сорена исследовать добровольцев, чтобы хотя бы продлить жизнь и сделать финал не столь… неприятным.

— Я не стану рассказывать Леони, — заметил Шон.

«Ей будет жаль потерять руку — бионическую, конечно, когда все клетки сойдут с ума и превратят её в рубленый стейк, искусственная конечность останется, мясо опять проиграло машинам».

Энди Мальмор кивнул:

— Верно, не стоит.

— Тогда какого чёрта вы прожили двести лет?

— Скажем так, меня поддерживает пресловутое «сияние» извне, но это не моя заслуга. Тем

не менее, у тебя я должен просить прощения. И у Леони, и у всех рапторов. Методы Сорена эффективны, он продвинулся в том числе в фундаментальном понимании природы фрактальных разрывов — как световых, так и возникающих в физических объектах, но порой он…

— Двинутый на голову садист и ублюдок.

Энди Мальмор промолчал. Шон добавил:

— Может, и вы не лучше.

Тот скомкал яркую упаковку от конфет и бросил её в грязь. Обёртка лежала в иле, но потом коричневая жижа булькнула и поглотила её. Шон повторил то же самое со своей бумажкой из-под шоколадного арахиса, но его упаковка так и лежала поверх тускло блестящего слоя грязи, никуда не исчезала и не тонула. Он продолжал смотреть в одну точку, пока не осознал: он стоит здесь совсем один.

А потом его позвали: настало время работать дизруптором во времени и открывать телепорт к Падению Лакоса.

Сосредоточься на железках, решила Леони. На чём-то понятном и простом, вот как бионика, совместимая с человеческим телом — ладно, плохой пример, она могла сколько угодно теоретически представлять механизм периферических импульсов, как сигналы из мозга передаются по соматической нервной системе, иннервируя мышцы либо подсоединённые на их место волокна из сверхпрочного и сверхчувствительного материала. Тончайшая проводка условно-биологическая, знала Леони, только на основе кремния, а не углеводорода. Но это всё ещё познаваемо, в отличие от всех откровений на берегу мёртвого озера-города.

Ладно, началось оно гораздо раньше, может, на обрыве трёшек, когда вылезла прямо из небытия та трёхрукая дрянь, таящая в себе искру «света».

Сосредоточься на железках; на конусе дизруптора, на том, что делает Таннер — подключает свой «рюкзак». У него остался ещё один провод.

— Поверить не могу, что мы это делаем, — сказал Таннер.

— Вы же гений, док. Вы придумали, как поймать аладов.

— У меня была теория о блуждающих фотонах, случайных сбоях в… скажем так, между измерениями. Квантовые парадоксы в большей степени относятся к микромиру, но давайте не забывать, что мы перенесли принципы телепортации даже на объекты из плоти и крови.

Он ворчал под нос, не для Леони, скорее укладывая это всё в собственной голове. Сама Леони оборачивалась в сторону парня с длинными волосами, который едва не подпрыгивал от восторга, в сторону «Монстра»-Шона, — а вот на Энди Мальмора старалась не смотреть. Вот уж кто немногим отличался от трёхрукого алада.

«Даже думать не хочу, что он такое».

«Энси, нейросеть Интакта. В Интакте у “системы управления” никогда не было персонификации, никаких тебе русалок или японских девочек. Что ж, оно и логично».