Ужасный век. Том I
Шрифт:
Капитана окликнули, и он тотчас спустился с крутой насыпи, придерживая одной рукой меч на перевязи, а другой — шляпу. Двигался Висельник с совершенно неожиданной плавностью: можно сказать, почти грациозно. Спустя мгновение скрюченная фигура нависла над визирем и его свитой.
— Большая честь быть представленным вам, Джамалутдин-паша: меня несколько раз принимали при дворе халифа, но вы, верно, посвящали те дни неотложным делам государства.
Капитану пришлось глубоко поклониться, чтобы его голова оказалась почти вровень с головой визиря.
— Я
Рассмотрев капитана вблизи, Джамалутдин-паша понял происхождение и другого прозвища — которое наёмник сам предпочитал.
Шеймус действительно напоминал человека, покрывшегося ржавчиной: всё его лицо было рябым от бесчисленных веснушек разных оттенков. Кожа будто местами выгорела на солнце, местами впитала грязь и пороховой дым. На лбу и в уголках глаз намечались морщины, впалые щёки покрывала редкая щетина. Цвет волос и не опишешь: то ли рыжеватые, то ли медовые, местами даже каштанового оттенка, словом — такие же, как кожа. Большие, глубоко посаженные глаза также были неопределённо светлыми.
Пугающее впечатление: о таком человеке не могут не сложить мрачных легенд, даже если для обоснованного страха достаточно и правды. На войне полно людей самого грозного вида, но Ржавый Капитан пугал вовсе не подобно какому-нибудь детине со звериной рожей.
Если бы Иам не запрещал изображать людей, а Джамалутдин-паша решил заказать портрет самой Войны — именно таким оказалось бы её лицо.
— Что ж, капитан, давайте пройдём в ставку: говоря по-площадному, в ногах правды нет. Я предложил бы в честь знакомства лучшего вина из своего обоза, но не при свете Иама, да благословит он всех нас. А до заката ещё далеко.
— Не стоит объяснять, визирь. Я предпочту насладиться лучшим вином вашего врага — в его, как я слышал, роскошном дворце. Уж как сложится: до или после заката.
Шеймус говорил вполголоса, но всё равно звучал так глубоко и раскатисто, что не было сомнений: набери капитан побольше воздуха — прогремит на весь лагерь.
Они проследовали к поставленному под навесом столу, за которым простым командирам сидеть вместе с визирем и Алимом не полагалось. Шеймуса безмолвно сопровождали два вооружённых человека в пёстрой одежде и оранжево-красных плащах.
— Достойно уважения то, как славно вы изучили наш язык. Вы речью и манерами производите впечатление образованного человека: признаться, я тому немного удивлён. Приятно удивлён. Не подумайте — нисколько не пытаюсь принизить людей вашего ремесла, однако… Не все воины производят такое впечатление, как вы.
Капитан улыбнулся в ответ, расположившись на дорогом резном стуле — комично маленьком в сравнении с его габаритами. Он явно старался сделать улыбку учтивой, но она всё равно блеснула зловеще.
— Нужно многому учиться, чтобы достичь того, чего мне достичь удалось. Человек, на которого я всеми силами стремлюсь быть похожим, одинаково
— Воистину, таких людей немного. Жаль, но для бесед у нас мало времени, поэтому сразу задам главный вопрос: возможно ли взять Фадл силами ваших людей… и теми, что поступили в ваше распоряжение?
Ржавый Капитан повернулся в сторону города, хотя теперь и не мог рассмотреть его из-за насыпи. Ответил он не сразу.
— Город богат, а потому и неудивительно, что хорошо укреплён. Но это устаревшие укрепления… устаревшие на сотню лет. Насколько я могу судить, Фадл давно уже не готовили к серьёзному штурму: его должны защищать замки, которые уже в наших руках. Ни рва — даже сухого, ни барбаканов, ни вертикальных бойниц на стене. К тому же в ней пробита брешь. Там мало порохового оружия и, насколько я понял ваших офицеров, немного людей.
Уточнения по военной части привёл Алим:
— Было лишь несколько тысяч, и они понесли потери при штурмах. Но в городе наверняка высок боевой дух: горожане фанатично преданы Камаль-бею. Стену защищают солдаты, но и простые люди наверняка станут отчаянно сопротивляться, когда войска войдут в город.
— Именно это меня беспокоит… — Ржавый Капитан потянулся к блюду с фруктами, выбрав большой персик. — Раз уж брешь пробита, то защитники определённо поняли: их стена отнюдь не неприступна. А терять им нечего, поскольку халиф настроен перебить всех бунтовщиков. Это ведь не какая-то пришлая армия! Каждый из войска Камаль-бея — чья-то родня в Фадле. Посему окончить штурм взятием стен, как зачастую бывает, на этот раз едва ли получится. И нам трудно судить, как они подготовились к бою на улицах.
Джамалутдин-паша не мог понять: то ли Шеймус сомневается в успехе, то ли честно говорит о тяжести предстоящего боя, то ли пытается набить цену своей роли в штурме.
— Но возможно предположить, что вам предстоит, благодаря картам Фадла?
— Да, я изучил карты: многое из них понятно, но не всё. К тому же, раз Валид ар-Гасан и прочие решили отсиживаться в лагере — командовать придётся людям, не знающим города. И кстати, о тех ваших войсках, которыми предстоит командовать… Позволите откровенность? Это паршивые войска. Дрянь, а не пехота.
Прозвучало грубо, хоть и являлось чистой правдой. Солдатское в поведении Шеймуса всё же сквозило: он лишь пытался держаться как благородный человек. Определённо не был таковым.
Капитан продолжил:
— Эти солдаты толком не снаряжены, толком не обучены… А главное, они не горят желанием идти в бой даже теперь, когда прибыли мы. Догадываются о том, что я сам прекрасно понимаю: почему штурму вообще понадобился Ржавый Отряд.
Разговор свернул в не самую приятную сторону, что привело визиря в некоторое замешательство. Он иначе представлял себе Висельника, а потому загодя готовился высокопарно напеть об острой нужде в его войске. Однако следовало попытаться и теперь.