Ужасный век. Том I
Шрифт:
Магистр снова промолчал, и Гелла дала ответ сама:
— Конечно проще. Гори это всё!
Гори, в самом деле. Приговор был вынесен. Приказ человеку, способному его исполнить — отдан. Магистр свой выбор сделал, а самообладания уже едва хватало, чтобы хоть сохранять видимость такового. Поэтому паладин просто вышел вон быстрым шагом, ни с кем не попрощавшись. Братья по ордену, последовавшие за командиром, ничего не спрашивали.
Тиберий плохо помнил, как добрался до коня. Возможно, последние слова ведьмы слышал уже не ушами, а прямо в голове. Не важно. Он не собирался
Глава 11
«Видения» — неточное слово. Нельзя сказать, будто Мартин нечто именно видел.
Образы прорисовывались во всём, на что падал взгляд. Слышались в звуках вокруг. Возникали вовсе где-то в глубине сознания, не имея доступной обыкновенным чувствам формы. Сон наяву? Тоже нет… Речь не шла лишь о являемых Мартину картинах. Это был разговор.
Однако не «разговор», как его понимают люди. Общение не велось при помощи слов: подобное было бы просто невозможно. Вроде того, как человек и собака понимают друг друга, хотя речью собака не владеет. Или как перестукивание через стену, которая голосов не пропустит. Образы менялись, откликаясь на мысли Мартина, чутко на них реагируя.
Было страшно.
Пугала непонятность, конечно. Однако и понятное — не лучше, потому что Мартин не видел ничего доброго. Очертания городов, охваченных пламенем. Мёртвые лица людей, которые сейчас были живы. Толпы на площадях, растерянно застывшие в ожидании слова. Копыта бесчисленных коней, несущихся через поглощаемые мраком пасторальные поля. Рушащиеся стены могучих замков.
Мартин видел, как привычный ему мир рассыпается в ничто. Не только под натиском снаружи — но также и разрываемый изнутри.
Святое Писание описывало конец времён: час, когда Творец Небесный сокрушит Нечистого и воздаст по заслугам каждому. Но это не то. В знакомых картинах разрушения мира, построенного грешными по своей природе смертными, всегда имело место божественное присутствие. Здесь же — ничего подобного.
Если высшие силы были причастны к тому, что увидел Мартин — то они не имели ничего общего ни со Светом, ни с Тьмой, какими их описывала Церковь.
Конечно, он видел нечто тёмное, но оно не ощущалось именно злом. Сначала Мартин решил, что узрел нечто чуждое и добру, и злу — лежащее абсолютно вне этих категорий. Затем же он подумал иначе. Должно быть, Тьмой надвигающаяся масса представлялась лишь потому, что была непроглядна. Возможно, она не чернее утреннего тумана или молока.
Мартин понял немногое. Он осознал некую угрозу: видимо, способную находить бесчисленное множество проявлений. Не заключённую в чём-то конкретном, не выразимую одним образом. Также он понимал, что отнюдь не с этой угрозой сейчас общается.
Истории о пророках, которым являлись ангелы Творца Небесного или сама святая Белла, были мальчику знакомы. Но конечно, его странный собеседник ничего общего с Творцом Небесным или ангелами не имел. Нечистого тоже напоминал не слишком, но уже значительно сильнее.
Калейдоскоп проникающих в разум картин остановил ход. Неверно было бы сказать, что Мартин очнулся: он и прежде оставался в
Как Мартин здесь оказался? Этого он вспомнить не мог. Ясно лишь, что это не чаща возле Колуэя, где стоял ведьмин дом и сгинули рыцари Церкви. Совсем другой лес.
Деревья здесь росли довольно редко, и все они были какими-то искажёнными, перекрученными, потерявшими нормальные очертания. Земля вспучилась от толстых корней, меж ними петляли бесчисленные ручейки. Было на удивление светло, но Мартин не мог понять, откуда этот свет берётся. Уж точно не от луны — ту скрывали или облака, или кроны.
— Где я?
Мартин не очень-то рассчитывал, что ему ответят — ведь рядом никого не замечал. Однако ответ последовал мгновенно.
— В Орфхлэйте.
— В Восточном Лесу?..
— Да. Но не волнуйся: тебе здесь ничто не грозит.
Мартин обернулся на голос, который не сразу узнал. В лесной хижине Гелла говорила иначе. Мартин помнил, как резко тогда её бросало из развязности в кротость, из холода в гнев — Гелла была полна жизни. Теперь её речь звучала совершенно отстранённо, безо всякой эмоции.
Да и выглядела ведьма по-другому. Вроде ничего в ней не изменилось, а вроде… словно статуя ожившая? Как и Мартин, ведь сидела прямо на земле, на мягком мху.
— Гвендлы не придут сюда?
— Вряд ли придут, пока мы здесь. А если появятся, тебе опасаться их не стоит. Гвендлы бывают в этом месте: одна из их священных рощ. Последователи старой веры считают, что здесь должно поклоняться духам леса. Будто бы здесь духи их слышат.
Хорошее место для поклонения кому-либо, заключил Мартин. Совсем не похожее на простой лес. Наверняка большая часть Орфхлэйта выглядит куда более обыкновенно.
«Орфхлэйта». Мартин поймал себя на том, что употребил языческое слово — вместо «Восточный лес». Пусть лишь мысленно, однако… тревожный знак. Или не тревожный? Может, так и должно быть?
— И что, духи правда их слышат?
— Тебе интересны духи? Ты ведь в них никогда не верил, а веровал в Творца Небесного.
— Я… уже не очень знаю, во что верить.
Ведьма придвинулась ближе. На миг в красивом лице отразилась какая-то теплота, но мимолётная эмоция тотчас растаяла. Гелла была похожа на актрису, которая до смерти устала играть.
— Понимаю, Мартин. Очень хорошо, что ты сам коснулся этой темы, поскольку она удачно ведёт к нашему с тобой… вопросу. Видишь ли: всякую человечью молитву кто-то слышит. Всякую, даже если молящийся почти утратил веру и полагает, что говорит с пустотой. Но совсем не обязательно слышит его именно тот, кому молитва адресована. Что уж там… чаще всего слышит некто совсем иной. Ты ведь образованный мальчик, ты знаешь о далёких странах, даже о другом континенте слыхал… Так вот: в мире очень много разных человеков, и все молятся по-своему, разным богам. Ты никогда не задумывался, что как-то глупо выходит — Творец Небесный един, однако лишь на небольшой части Ульмиса его почитают? Выходит, все прочие во всём огромном мире ошибаются?