Ужасы Фобии Грин
Шрифт:
Столица проглотила смерть Командора и доброжелательно открыла объятия для Мерак Леви.
Фобия достала телефон, который редко брала в руки. Ей некому было звонить и не от кого ждать звонков. На мониторе высветилось непрочитанное сообщение от неизвестного абонента, пришедшее несколько часов назад.
Без всякого любопытства она открыла его.
«Результат положительный. Он меня вывез из города. Он никому не сказал. Он запретил говорить даже ему, где я буду. Целую тебя.»
Фобия
Крест спал. Спал так крепко, что даже не услышал её возвращения. Спокойная, почти счастливая улыбка слегка трогала уголки его губ. Над ним висела тюремное привидение Цепь и жадно его разглядывала. Увидев Фобию, призрак зашипел и унёсся прочь.
— Она всё-таки отправила тебе сообщение, — недовольно буркнул Крест, поворачиваясь спиной. — Никакого инстинкта самосохранения.
Фобия кинула рюкзак на пол и как была, в кроссовках, легла рядом, прижавшись щекой к тёплой коже.
— Ты правда ощущаешь себя со мной рядом живым?
— Не слушай, что несёт Наместник. Он слегка рехнулся от своих реинкарнаций.
— Ты злишься на меня? — получилось жалобно.
Крест повернулся к ней, обнял.
— Злюсь, — сказал слегка удивлённо. — Ты не должна была возвращаться.
— Злость — это эмоция живого человека, — утешила себя Фобия.
Она смотрела на него близко-близко: на обветренное загорелое лицо со шрамами. Многократно переломанный нос. Ниточку застарелого ранения на верхней губе.
Полуседая щетина царапала ладошки, прятала худые щёки, широкий упрямый подбородок.
— До инаугурации Мерак Левиа осталась неделя, — проговорил Крест.
— Целая неделя!
Наёмник прикрыл глаза короткими выцветшими ресницами, словно укрываясь от неуместной жизнерадостности женщины в своих руках. Потом с каким-то полу-вздохом полу-всхлипом припал обветренными жёсткими губами к её шее, нежно целуя синяки. Фобия закинула голову назад, открываясь, подставляясь. Она знала каждую мозоль на его широких ладонях, которые уже нетерпеливо снимали с неё спортивную куртку.
— Подожди.
— Что? — в выражении глаз Креста не было никого смысла, одно желание.
— Подожди.
Фобия с неохотой высвободилась из его рук.
— Скажи мне, насколько ты зависишь от воли Наместника?
— Абсолютно.
— Если он умрет…
— Фобия!
— Ну случайно! На банановой кожуре поскользнется — что случится с тобой?
— Мое сердце перестанет биться, — просто ответил Крест.
Когда Фобия пришла в особняк Оллмотта, то нашла его брошенным. Группа под предводительством фальшивого психолога покинула место обитания.
Это значило, что они готовы к решительным действиям.
Фобия позвонила немногословному белатору на мобильник.
— Есть более простой выход, —
— Не простой, — отрезал Оллмотт и бросил трубку.
Столица готовилась к инаугурации. Слопы развешивали торжественные флаги, высаживали на газоны цветы, более тщательно мыли асфальт. Улицы заполонили люди в военной полевой форме, слышался говор из разных провинций страны.
Соединить магию. Победить в войне. Стать свободными.
Радио выкрикивало лозунги в затопленный солнцем город.
Фобия пошла к океану. Легла на тёплый песок и долго смотрела в безмятежную синеву неба.
Крест умрёт вместе с Наместником. Это правильно. Верный пес кровавого диктатора давно заслужил своей смерти. Он, чьим именем пугали младенцев триста лет тому назад, безжалостный воин, не знающий стыда, жалости, колебаний.
— Я отрекаюсь от своего имени. Отныне и навеки. Принимаю свой крест — служить тебе при жизни и после смерти…
А ведь у него тогда ещё было сердце. Наместник вырвал его куда позже — перед самой своей смертью. Всё то, о чём написано в учебниках по истории, Крест делал с живым, бьющимся в груди сердцем.
Абсолютная покорность. Беспрекословное подчинение.
Он заслужил смерти, как никто другой.
И она отдаст его им — отдаст вместе с Наместником, потому что эта страна, и эти люди, чей смех ласкает сейчас её слух вместе с тихим шёпотом моря — они заслужили своего счастья.
Фобия отдаст им Креста и это так же непреложно, как и то, что после этого она поедет и обнимет маму.
Первый раз в жизни обнимет маму.
Крест бы пожертвовал Фобией по мановению руки Наместника.
Да дело даже не в этом.
Искупят ли 150 лет в камере-одиночке два столетия верной службы убийце? Два столетия убийств?
Кто она такая, чтобы судить?
И вдруг с кристальной чёткостью пришло понимание.
Она имеет право.
Не будет у Креста другого судьи, кроме неё, Фобии. Девочки, которой он позволил себя любить. Себя — такого изломанного, усталого, несвободного.
Он позволил ей любить себя — ночь за ночью отдавая себя во власть этих тонких рук, этих горячих губ. Там, среди невнятного шепота и смятых простыней, он позволил ей.
И только она, Фобия, станет его судьёй и палачом.
Никто другой.
Это было так просто, что сердце сразу перестало болеть. В конце концов, она с раннего детства не надеялась на то, что когда-нибудь сможет быть счастливой. С чего бы переживать об этом сейчас? Всё будет правильно, все будет так, как нужно.
Фобия поднялась на ноги и пошла к дому, где жили её родители. Больше у неё не будет возможности обнять маму. Больше уже нет.