Узнай себя
Шрифт:
Вот почему, что было для меня до сих пор загадкой, она ни во что не всматривается, ничего не исследует и не изучает, раскрывается сама просто, как только находит возможным, и свертывается в тоске, когда тьма теснит ее. Удивительный образ действий. Раскрываясь, она без познания непостижимым образом начинает звучать и светиться, угадываястоящие перед ней вещи, и даже отдаленные вещи, прошлое, и даже будущее. Все вдруг отражается в ней — не как в зеркале, во–первых потому что она сама как бы изменяется и перестраивается под действием того, к чему прикоснулась, а во–вторых потому что отражается не в своем, часто темном и еще уродливом виде, а неожиданно, в измененном и преображенном, проясненном и украшенном . И видя, что они спасаются в ней, все вещи тянутся к ней, как бы полагая себя в ней, до тех пор пока в них не проснется такая же душа.
Как же эта душа относится к себе самой? Сначала она не помня себя блуждает в ином, терпит бедствия, потому что даже вложив всю себя в другую душу она видит себя лишь частью той души и потому не может знать себя вполне. Вспоминая себя, она как бы рождает из себя свое дитя, которое начинает расти уже вполне чистым и таким как сказано, своим. Дитя крепнет и постепенно может вмещать в себя, отражая и преображая, все то, с чем страстно соединяется мать, но только
В том странность исканий Бога, что мы, если ведем их честно, не можем не заблудиться среди лабиринта своих привязанностей, не можем не обратиться, иначе не увидим Бога средоточия, в котором покой. В обращении все обращается. Завязываются связи, странно–легкой сетью ложащиеся на бездну вод, и в этой своей поразительной легкости перевешивают всю тяжкую громаду так называемого мира. Гигантские нагромождения систем, цивилизаций, культур, военных приготовлений, политических страстей предстают дутыми, ложными. Несмотря на свою чудовищную весомость, они готовы рассеяться как дым; а легкие кольца неосязаемого дуновения, овевающего душу из неведомых стран, невредимо и неистребимо повисают среди казалось бы победно–жестких построек власти. Когда-то в детстве, теснимая врагами и болезнями, душа пала, сдалась и рассеялась под напором шершавых растущих громад [58] . Когда они заполнили весь дом, душа была изгнана и отправилась в долгие блуждания, ища того, что оказалось бы прочнее и устойчивее тех шаров. Но спастись ей удалось лишь когда она угадала свою природную легкость, пронизывающую любые образования. Для этого нужно было отказаться от того, что было теми шарами теснимо.
58
Описание этих вздувающихся шаров в «Петербурге» Белого (сон на бомбе) и, кажется, в его «Котике Летаеве».
Дело в том, что когда душа прилепляется к вещам, силам, движениям и духам, каковы бы они ни были (а они всегда насилуют душу, вынуждая ее связаться с ними, и мы прислушавшись всегда слышим в доме души их голоса, гулкие, тихие, грозные, ласковые, мягкие, повелевающие, увещающие, советующие, подсказывающие, одобряющие, осуждающие, как бы интимные, но на поверку непременно лживые и неверные), когда, я говорю, душа прилепляется к разного рода голосам, веяниям и силам, она неизменно поражена и оскорблена, потому что ни одна из этих сил, ни один из этих народов, никакой из этих духов не может царствовать, правит лишь Бог духов Христос, и не силой, а кротостью, и изгнав одни начала, он не утверждает другие, а строит жилище любви, милосердия, прощения и свободы. Оно уже невидимо для духов, духи начинают невольно служить единому Царю, и различать, указывать, судить, светить они могут ничуть не хуже чем раньше, но аффицировать душу, прилепившуюся к своему Господину, они уже не могут никак. Она как ребенок приходит в Его руки, радуясь своей любви и Его красоте, добру и могуществу, и уже не ищущим, а мирным и успокоенным взором смотрит вниз на вихри и плетения смыслов, духов и начал, в которых недавно блуждала от одних к другим мучениям и увлечениям. Теперь, радуясь своему спасению, она начинает понимать идущую там борьбу. Отец рассказывает ей о своем замысле, и где она видела хаос, в котором не разобраться, начинает проглядывать строй. Все движется к спасению. И поскольку все эти силы только ею питаются, только ее ищут, только ею хотят завладеть чтобы жить, она, зрячая отныне и уже не падающая их жертвой, вступает в борьбу на правой стороне. «Как очи чувственного зрения видят чувственное солнце, так очам души необходимо зреть умный свет Солнца правды. И как ласточки, улетающие в зимнюю пору, когда не могут перенести суровость ветров и жестокость холодов, возвращаясь весной, когда они находят воздух более мягким и спокойным, а всю землю разогретой, влетают, входя как бы к себе домой, в дома людей и, безопасно садясь на землю и изготовив себе келии, устраивают гнезда и беспрестанно щебечут природными голосами, так и Господь, поселившись в домах наших душ, упокоевается в келии нашего сердца и в ней обитает, когда проходят бури и злая зима и мрак; и тогда в ней сияют лучи, полные Его сладчайшего света, а дом этот посещает глубокий мир. В весеннюю пору, когда прибывает и наконец устанавливается солнечное тепло, земля, пробудившись, одевается всеми своими плодами и растениями; виноградники и все деревья дубрав и пашни облачаются в зелень, осеняясь юной листвой и украшаясь светлым цветением. Также и неразумные живые существа приносят плод, рождая дитя чрева своего, так что наконец появляются и новые тела агнцев и иных существ, беззлобные и невинные сердца новорожденных детей; и всё, еще недавно сумрачное, тоскливое, недвижное и бесплодное, теперь вдруг преображается, живет, плодоносит и возрастает. Земля, затверделая от стужи, оттаяв, украшается яркими луговыми цветами; пустынные горы, одевшись зеленью, оставляют свою суровость, и все источники источают сладкие и прозрачные ручьи, и скачет и веселится всякий род живности летающей и четвероногой, преобразившись в эту сладостную и благодатную пору, и радуется обилием пищи. — Но все это суть образы духовных и умственных вещей. От устрашающего мрака и злых ветров ум стеснен, скован и бесплоден, все помышления его низменны и объяты великой тоской; тогда возникают многие чуждые природе помышления, а всякое злое помышление от сатаны. В пору же посещения Духа Святого происходит великое изменение и преображение. Ум начинает цвести и изводить духовные плоды из земли сердца, волчцы же и частоколы и лукавые демоны силой Святого Духа сокрушаются. Да и само сердце начинает пробуждаться и воспринимать небесное семя, будучи возделываемо истинным Земледельцем. Великий покой в нем, великий мир; и блаженны посещаемые и возделываемые» (Макарий Великий).
[ноябрь 1973]
Молитва. Если что-нибудь значит сердце, если что-нибудь значат слезы, Господь не может не прийти, не согреть и не оживить. Что такое пространство и время? что такое мир, вещи и препятствия? В молитве ты с силой выходишь из них и выносишь с собой все лучшее в тебе. Поэтому, если есть молитвенное общение, оно поверх пространства, сквозь времена и оттого как в единый океан сливаются здесь вдруг все реки, и ты поэтому не уходишь здесь от других душ, а наоборот, решаешься открыто шагнуть к ним; здесь начинается настоящая и даже единственно возможная общность. Здесь удается встреча с Богом и с обожаемыми. В молитве узел и соединение не одних душ, а и вещей. Они только отслежены, но не связаны в мире между собой, зато каждая из них связана с очагом, и окошко в эту
59
О трех движениях ума говорит Ареопагит, чья фигура здесь несколько расширена; и о пульсирующих катектических разрядах сознания в направлении предметов внешнего мира говорит в своих поздних письмах подслеповатый титан Фрейд
[начало 1970–х]
Молчание. В наше время всякий солидный, спокойный, деловой голос невольно наводит на мысль о каком-то непостижимом извращении. Вообразите себе утопляемого, который продолжает под водой рассуждать о неотъемлемых правах свободной личности, о нетерпимости насилия или этико–социальной гармонии. Кто это может, последний помешанный? или дьявол нашего времени, логика холодного бездушия держит резонера так цепко, что даже смерть не может его с ним разлучить? Время требует молчания. Возможно, еще ни в одну историческую эпоху человеческая речь не была так затруднена. Конечно, безмолвие бытия не исключает человеческой говорливости. Наоборот, она даже расплылась до небывалых размеров. Механические потоки речи наводняют мир, захлестывают, переполняют его. Но не будет противоречить ничьему интуитивному чутью, если мы скажем, что они протекают среди глубокой и мертвой тишины. Кажется также, что нужны именно все эти водопады речи, только в еще большем, немыслимом, подавляющем размахе, нужны беспредельные океаны речи, чтобы уравновесить и хотя бы одной своей чудовищной громадностью компенсировать внедрившуюся в самую среду людей немоту. Стиснутая между мощными говорящими машинами и холодным камнем молчания человеческая речь может вырваться только воплем и мольбой. Кричать в слезах, в безумии явном, а не наведенном, молить Бога о помощи из многих вод, только так можно остаться верным теплоте и любви; молить Бога о чуде, раздробить камень, развести шалые воды и источить живые.
[начало 1970–х]
Доказательства бытия Божиявсегда содержат скачок, на который способны только верующие в Него. Поэтому неверующие говорят, что все доказательства недоказательны, заключая отсюда, что бытие Божие так до сих пор и не доказано. Они не понимают, что доказательства выстраиваются не для Бога, которому они не нужны, а для доказывающих и для них, неверующих. Два, три, пять раз доказывающий совершает перед ними во славу Божию прыжок, который не всем повторить. И вместо того чтобы заметить, что они просто не умеют сделать такого же прыжка, неверные убеждают себя и других, что прыжок вообще не нужен. Этим они дают шестое доказательство бытия Божия. В самом деле, они не хотят делать прыжок, который не нужен, но если бы захотели, то увидели бы Бога; следовательно, мы видим Бога, когда хотим; но то, что мы видим всегда, когда хотим, явно существует, желанно, свободно и вечно.
[начало 1970–х]
Ложные слезы. Просящий человек может обманывать в обосновании просьбы, называя несколько иную причину чем действительная, например женщина, просящая подаяния якобы для детей или чтобы добраться до дома «в Орловской области», на деле чтобы выпить и угостить развязного мужика. Обманывая, просящий может плакать о своей греховности. Такой плач едва ли способен очистить или заслужить прощение, скорее он только закрепляет падение человека, его внутреннюю пустоту.
[начало 1970–х]
Ложная молитва. Ты молишься иногда казалось бы даже глубоко, но когда приходит смятение, боль, испытания, вдруг роняешь молитву или, хуже, выдаешь ее, например спросив «почему она мне не помогает». Это значит что ты держал молитву, а не она тебя. Но не Богу нужно держаться твоей молитвой, Он сам может и хочет держать тебя. Если ты делаешь что-то для Него, ты оскорбляешь Его в себе. Если молитва тебя держит, а не ты ее, то она не тускнеет от боли.
[начало 1970–х]
Не введи нас во искушение. Ты должен был сделать что-то и не сделал. Следовательно ты несостоятелен, ты не состоялся, тебя нет. Исправляя смертность смертью, ты должен поэтому пойти на смерть, но выполнить долг. Думать так и есть искушение.
[начало 1970–х]
У одних ветры продувают сквозь щели, у других через дымоход. У тебя окно без стекла. Посмотри внимательнее, возможно, это просто другая сторона дара различения духов.