Узнай себя
Шрифт:
Я всем распоряжаюсь, а ведь я же и совершенно пуст сам по себе. Яединственное из созданий, в котором противовес всему сочетается с полным отсутствием собственного веса. Ятолько возможность, и которая сама себя не может превратить в действительность, а единственно что способна делать — это тянуться к Тому, Кто может. Живем Его веяниями. Он приходит и оправдывает наши дела, иначе они или не наши — «гуны вращаются в гунах» — или так же пусты как мы сами. Так и ходим по краю: отдаться неведомо кому обидно, быть самими собой не можем своими силами.
Поэтому наши дела только символ. Не причастие
12.6.1979 (с А. В. А.)
Интеллигенты любят заниматься сеансами бессмысленного говорения, большей частью о судьбах России. По обобщению и нигилистическому сгруживанию многих вещей в кучи эти речи аналог матерщины, столь же глобального и бессмысленного занятия толпы. Зашифрованное похеривание всего, в отличие от откровенного. Unheil. Мрак. Жуть.
Июнь 1979
Казнимый сам идет обычно к палачу. Влечет и любопытство, и блеск топора, и новизна ощущений.
Июнь 1979
Ты ищешь Имя, и чтобы не смешать с грязью, выносишь его за черту (которую сам провел) в высокое, богословское Но все зависит не от твоего выбора лексики, а от принятого вокруг тебя и тобою соблюдения черты. Ты можешь хоть и ничего не делать и никакой лексикой не пользоваться, лишь бы черта соблюдалась. Наоборот, когда черта (граница) разрушается, оказывается, что ты же всё и выдал. Высокое подрывается нигилизмом. А как многое туда было вынесено. И вот теперь мы ни с чем.
Отсюда по существу идет наше здравое недоверие к «познанию Бога». А зачем, говорим мы. Не достаточно ли жить с Богом. Дело в том что само слово познание изменилось. Scire значило замечать, не упускать из виду, сделать частицей сознания, держать в поле зрения, т. е. жить с Богом рядом. То, что мы называем схоластической наукой, было искусством (artes) введения Бога в повседневный человеческий опыт.
Теперь человеческое дело — готовить условия, при которых можно видеть Бога. Не надо далеко ходить: прямо перед тобой движение, жизнь, духовные веяния, они настоящие, их можно видеть, осязать, они правда, о которой, из которой и для которой. Скажем луна. И луна, и твои летучие мысли, кроме того, соединяют тебя со всеми временами и местами, потому что и там была луна и шелест мыслей, только твое разнообразие еще представь умноженным.
Свое, личное: изобретение, фантазия. Чужое: мораль, закон. Божье: спасение от морали и фантазии в соединяющей их ткани.
28.4.1979, июнь–август 1979
Мы невольно ожидаем от философского положения, что наконец остановимся на нем как на открытии, разрешении наших волнений. А философу то его положение нужно наоборот чтобы выйти из каменного состояния, тронуть мир с места, но только как бы в обратную сторону, к его простому началу, и без сильных средств, гомеопатически.
Июнь–август 1979
Проведенная мною на бумаге черта в отличие от меня, который скоро умру, останется навеки. Но вот беда: я, который умру, единственный и характерный, а черта нет: она ничуть не единственна, наоборот, рядом с ней миллионы других.
28.8.1979
Ты ничего не видишь, когда стараешься разглядеть: твое старание во–первых выдает твое невидение, а потом становится попыткой его замаскировать. Поэтому
Дети: fresh start (Берестов). Они ближе к истокам, но как раз меньше всех способны смотреть на них. Кажется, человек только отшатнувшись от увиденной смерти начинает смотреть назад. В этом есть малодушие и падение. А в том, чтобы смотреть только в смерть, наглость и фатализм.
3.11.1978
Над нами взяли верх те, кто пошел напролом, не побоявшись смерти. В нашей податливости есть мазохизм, а в их напоре садизм. С другой стороны, они поступили мазохистски, навешивая на себя садистскую в конечном счете толпу. Тут порочный круг и на этом пути ничего не объяснишь. Бывают и бескровные несамоубийственные власти. Всегда остается: дутое самозванство власти, замещение ею интимного авторитета, невидимая как в кукольном театре связь между властью и теми божками, которых каждый для себя пригревает.
3.11.1978
Страсть страсти познавательная: разузнать, обязательно допытаться, что стоит за этим клубком, за этой сшибкой чувств. За ней стоит всегда только обращение к нашему духу и разуму: распутай и примири «жестокую к себе природу» (Р.), но нам кажется что там внутри секрет. Лучше для чистоты заранее считать, что в самих по себе вещах ничего особенного нет.
3.11.1978
Я бы назвал так называемую память совсем другим словом, это просто сор, оставленный вещами, вмятины, ссадины и обертки от них. Просто оборотный мир. Есть другая память, о которой мы мало что знаем. «Между помнить и вспомнить…»
Сентябрь 1978
Брак не выбор. Как выбор он был бы под постоянной угрозой пересмотра. Если он выбор, то такого рода, какой делает человек идя в монастырь: выбор, раз и навсегда исключающий все не выбранное. Брак с монашеством имеет гораздо больше общего чем с вольной связью; я хочу сказать, что от холостого одиночества до брака расстояние больше чем от брака до монашества.
9.8.1975
Вампилов. Первая искорка света всегда трагичнее: она сразу обнаруживает гору темной массы, как в пещере, и все отшатываются: не надо! пусть жизнь продолжается, т. е. по сути дела: дайте еще немного поспать. Когда искусство снова превратится в сладкий вещий сон, его простят. Лишь бы поддерживался этот институт: спящее человечество. Кто же тогда и как проснется? Все-таки нельзя будить криком и расталкиванием, получим кислоту и горечь, в конечном счете новый сон, но теперь уже во всю трудящегося, путешествующего человечества. Лучше так: тихий голос, неведомо чей, начисто забываемый при пробуждении: Девадатта, вставай.
[ конец 1978]
Систола и диастола. Смерть человека, смерть цивилизации, смерть Земли, смерть вселенной; до этого — рождение человека, рождение цивилизации, рождение Земли, рождение вселенной; все проходит через семя, «почти ничто», и растет до тела, и во всем постоянно творит Бог.
[?]
Сон и смерть совсем рядом, в них тянет. И фоном, декорацией, а не сценой и средой они становятся только в меру отталкивания от них.