Узник концлагеря Дахау

Александр Бабин

И зачитал список, все отвечали одним словом – «я».

– А винтовки когда выдадут, – спросил призывник после проверки.

– Не волнуйтесь, без оружия никто не останется, как только пройдете курс молодого бойца. Все зависит от обстоятельств, сейчас на фронте каждый штык на счету. Обещаю, в тылу не задержитесь. Ваша задача научиться владеть оружием, гранатой, штыком. А сейчас всем строем ужинать и бегом к своему вагону. Состав полностью сформирован, ждем приказа на отправку. Это чтобы вы меня по сто раз не спрашивали. Ясно!

Дорога до Златоуста заняла несколько часов, так назывался город, куда привезли призывников для прохождения курса молодого бойца. Расселили по казармам, выдали военную форму: гимнастерку, кирзовые сапоги, пилотку, обрили наголо. Сразу же приступили к занятиям, утро начиналось с трехкилометрового кросса. Каждодневное прохождение полосы препятствий,

умение рыть окопы, ориентироваться на местности в случае попасть в окружение к врагу. Прицельно стрелять из винтовки по мишени, орудовать штыком в рукопашной схватке, бросать гранаты по фанерному макету танка, обезвредить противопехотную мину, оказать первую медицинскую помощь, все, что нужно знать на первое время бойцу Красной армии Иван усвоил успешно. Подружился с серьезным парнем, кровати стояли рядом, тумбочку делили на двоих, решили держаться вместе. Солдату в одиночку прожить трудно, всегда можно положиться на плечо товарища. Шевченко Остап, так он ему представился, когда с ним познакомился. Рослый парень с улыбкой на лице, чуть темноволосый, со щербинкой в зубах. Родом из Украины, когда началась война, с отцом матерью и с сестренкой школьного возраста успели эвакуироваться. Жили почти на границе. Враг бомбил города, и они чудом спаслись. Останься они на оккупированной территории немец их не пожалел бы: у него мать еврейка, а отец украинец. Этого было достаточно, чтобы фашисты их расстреляли, ведь Гитлер ненавидит коммунистов и жидов. Поэтому Остап добровольцем пошел в военкомат и попросился на фронт бить врага.

Командиры разрешили солдатам написать письма родным, предупредив, чтобы в ответ не писали. В любой момент могут послать на фронт, и письма не дойдут до адресата. Иван отправил письмо Татьяне, описав, чем занят его день, с нетерпением ждет время, когда можно будет переписываться, но такая возможность появится только по прибытии на фронт. Но, как говорят командиры, к тому времени война закончится. Понимал расстраивать жену нельзя, вдруг она беременна.

Татьяна, получив письмо, прочитав и не на один раз, показав подружкам и соседям по порядку, радовалась, что ее муж живой. Ведь на двух жителей села пришли похоронки, на тех, кто был призван в Красную армию еще до начало войны. Нет весточки и от свекра, а так хочется многое рассказать, что произошло в деревне за последнее время. После того как пришли похоронки, один из призывников, испугавшись идти на войну, прятался в подполе, сделав себе потайной схрон. Ночью выходил во двор в женском платье подышать свежим воздухом. Уполномоченный его увез в Куртамыш, люди сказывают, дезертира судить не стали, отправили на войну. Председатель, обойдя все дворы, посоветовал не затягивать с заготовкой дров на зиму, лошадей заберут на фронт, а на корове много дел по хозяйству не сделаешь. Отец упрашивал военкома снять с него бронь. Но получил отказ, звероферма в это трудное время как никогда нужна государству, шкурки зверьков дорого стоят, и его рыболовецкая бригада с двойной силой должна помочь стране. Но хочется написать самое главное – она беременна, к рождению ребенка как раз закончится война. Так сказал дед Самойл, узнав о прибавлении в нашей семье. Он первым из жителей села, кто отвел свою лошадь в колхоз, дав всем пример, что, навалившись всем миром на немца, только так мы сможем его одолеть.

Как и говорил старший лейтенант на перроне курганского вокзала, призывники в учебном центре долго не задержатся, так и произошло. Не отбыв положенный трехмесячный срок прохождения курса молодого бойца, за два часа до подъема подняли по тревоге. Ничего не объясняя, старшина роты в каптерке выдал каждому плащ-палатку, матерчатый вещмешок, саперную лопатку, фляжку для воды, сухпаек на два дня. На железнодорожном вокзале погрузили в вагоны-теплушки, все произошло так быстро, что всем стало понятно, их везут на фронт. Ивана с Остапом определили в один взвод. Путь до Москвы занял ровно двое суток, согласно выданному пайку. Поезд прибыл на Казанский вокзал. Сразу же погрузили на полуторки. Проезжая по улицам Москвы, Иван, рассматривая многоэтажные дома, мечтал, как он в письме родным опишет красоту столицы. Жаль, что не получилось посмотреть Красную площадь, о которой много говорили в школе учителя. Но это поправимо, они сейчас бойцы Красной армии, скоро пойдут в бой и прогонят врага с родной земли. Ведь так думают и его товарищи, если всю дорогу только об этом и говорят. Настроение у всех солдат боевое, едут защищать свою родину, смелости им не занимать. Приближаясь к передовой, колонна остановилась у кромки леса, командиры разрешили бойцам сходить в туалет.

Еще не все оправились по нужде, как прозвучала команда: «Всем в лес!». С западной стороны слышались звуки самолетов. Иван с Остапом все время держались вместе оставив в кузове свои вещмешки, забежали в лес и пластом упали в канаву. Звук самолетов приближался, и вот уже слышен свист падающей бомбы, затем второй, третий. Первый взрыв прозвучал в голове колоны, потом еще один и так по всей веренице машин. Ветки, срезанные осколками от разорвавшихся бомб, падали с деревьев, как осенью листья. Иван, прижавшись к земле, закрыл ладонями уши, боясь приподнять голову.

Самолеты, сделав круг, вернулись, и снова прошлись по колонне, побросав оставшиеся бомбы, скрылись за горизонтом.

– Остап, ты живой, – Иван спросил друга, видя, как на нем лежала ветка. Встал и отряхнул с себя землю от разорвавшихся бомб.

– Живой, что мне сделается, хорошо, что дерево не упало, – спокойным голосом ответил он Ивану, тоже сбросив с себя ветку. – Думаю, больше не вернутся, бомбы кончились.

– У командиров надо спросить, им лучше знать.

Остап вытянулся, прислушиваясь, сказал:

– Слышишь канонаду, это что уже линия фронта?

– Щас командиры скажут, пойдем, а то команду не услышим.

Вышли из леса, перед глазами предстала жуткая картина. На месте, где стояла их машина, зияла глубокая воронка, из нее шел пар, в стороне лежала искореженная рама, кабина отсутствовала. Сама рама и шины горели. Иван, уставившись на нее, подумал: странно, железо и горит. Ему не раз приходилось в кузне с отцом ковать металл, но такого еще не видел. И вдруг как будто протрезвел, в метре лежал с открытыми глазами боец с обгоревшим лицом, захлебываясь кровью, повторяя слова: «Мама, мама». Иван над ним наклонился и тут же отскочил, у него по пояс не было ног. А сквозь лохмотья дымящейся гимнастерки виднелись сочащиеся кровью раны. Иван нервно стал ощупывать себя, сначала потрогал живот, потом спину, ноги. Остап, видя его замешательство, спокойным голосом, сказал:

– Мне приходилось бывать под бомбежкой, когда с родителями убегал от немцев. От домов печные трубы торчат, под завалами стоны детей, и помощи ждать им не от кого. Кругом пылало заревом, и так по всей дороги.

Раненный боец замолк.

Остап к нему подошел и пальцами закрыл у него глаза.

– Нам, Вань, в этот раз повезло, на его месте могли быть и мы, видишь, – показал рукой на пылающие машины впереди колонны, повернулся назад. – И там убитые.

Подошли еще несколько бойцов, уставились на убитого солдата. Один из них прослезился:

– Как мы будет воевать без вещмешков?

Никто из бойцов не ответил на его глупый вопрос.

Эхом прозвучал командный голос:

– Командирам собраться в середине колоны. Передайте по цепочке.

Бойцы продублировали команду.

Откуда-то вынырнули два усатых бойца с санитарными сумками наперевес:

– Бойцы, слушай команду: несите его вон к той березе, – в приказном тоне сказал один из них, подав новобранцам плащ-палатку, кивнув на кучку бойцов, они копали яму. – Ноги его поищете, если от них что осталось, – сказал спокойным голосом, как будто находится на скотобойне.

– Раненые, контуженные есть? – таким же спокойный голосом спросил второй санитар.

Бойцы молчали.

– Понятно, от страха в штаны наложили, – ответил он за них. – Мужики, послушайте совета: близко к сердцу не принимайте, всех убитых на войне не пожалеешь, себя жалейте. Нарожен не лезьте, а то в первом же бою погибнете, с окопов голову не высовывайте, когда ведется обстрел из минометов, в основном они нашего брата солдата косят. Щас вам выдадут оружие, командиры планировали раздать на передовой, но, видно, она уже тут рядом, эта передовая. Слышите, разрывы снарядов, немец прорвал оборону, бои идут. Хотим предупредить: не вздумайте самострелом заниматься, доктора – люди опытные, сразу в особый отдел сообщат, а там трибунал. Лучше быть убитым в бою, ваши родные получат пайку от государства, а так – последнее отберут. Вы покурите, пока командиры совещаются, табак расслабляет проверено на себе.

Солдаты наперебой оживились:

– У кого есть табак. – Мой мешок в кузове остался. – И мой. – У меня есть.

Иван с Остапом тоже закурили, скрутив самокрутку.

– Обещал жене не курить, не сдержал слово, – оправдался Иван.

– Откуда она узнает, что ты курил, вернешься, не рассказывай.

– Слово дал, ждем ребенка, боюсь сглазить. Приедем в часть, домой письмо напишу, сейчас по сроку должно быть ясно как там у нее.

– Мужики, командир идет, – суетливо выпалил один из бойцов. Все куряки тут же побросали самокрутки.