Узник Неба
Шрифт:
— Фермин знает?
Словно услышав наш разговор на расстоянии, Фермин прекратил выделывать па на танцплощадке и замер, глядя на нас. Он протянул руки к Росиито, состроив умильную рожицу бездельника, жаждущего ласки и нежности, которая приносила ему неизменный успех. Росиито засмеялась, недоверчиво покачав головой, и, прежде чем выйти на площадку к мужчине своей мечты и в последний раз станцевать с ним болеро, повернулась ко мне и сказала:
— Заботьтесь о нем как следует, Даниель. Такого, как Фермин, больше нет.
Оркестр
3
Музыканты пришли на помощь в этот миг, грянув гуараччу. Освальдо Дарио де Мортенссен, который написал так много любовных писем, что стал энциклопедистом в сфере нежных чувств и сердечных горестей, призвал гостей вернуться в круг и сделать вид, что никто ничего не заметил. Фермин, слегка закручинившись, приблизился к бару и уселся на табурет рядом со мной.
— Вы в порядке, Фермин?
Друг уныло кивнул.
— Думаю, мне не помешало бы подышать свежим воздухом, Даниель.
— Подождите меня здесь, я только возьму наши пальто.
Мы спокойно шли по улице Тальерс в сторону бульвара Рамбла. Неожиданно впереди, на расстоянии полусотни метров, замаячила знакомая фигура, медленно переставлявшая заплетавшиеся ноги.
— Слушайте, Даниель, разве это не ваш отец?
— Он самый. Пьяный в стельку.
— Вот уж не ожидал, что доведется увидеть такое, — сказал Фермин.
— Представьте, и я тоже.
Мы ускорили шаг и нагнали отца. Увидев нас, он расплылся в счастливой улыбке, глядя на мир остекленевшим взором.
— Сколько времени? — спросил он.
— Очень поздно.
— И мне так показалось. Послушайте, Фермин, сказочная вечеринка. А какие девушки! У них были роскошные задницы, от которых впору с ума сойти.
Я завел глаза. Фермин решительно взял отца под руку и повел его прямо, на ходу выправляя курс.
— Сеньор Семпере, не предполагал, что придется вам когда-нибудь говорить подобные вещи, но вы пребываете в состоянии интоксикации этиловым спиртом, и лучше вам не говорить лишнего, чтобы потом не раскаиваться.
Отец кивнул, внезапно смутившись.
— Это все интриган Барсело. Наливал мне невесть что, а я ведь не привык к выпивке…
— Не страшно. Сейчас выпьете соды, потом отоспитесь и завтра
— Кажется, меня сейчас стошнит.
Мы с Фермином поддерживали бедолагу с двух сторон, не давая ему упасть, пока его выворачивало наизнанку. Лбом, покрытым холодной испариной, он уткнулся в мою подставленную руку. Когда стало понятно, что он отдал все выпитое, мы усадили его передохнуть на ступени ближайшего портала.
— Дышите медленно и глубоко, сеньор Семпере.
Смежив веки, отец последовал совету. Мы с Фермином переглянулись.
— Послушайте, а разве вы не собираетесь жениться?
— Завтра днем.
— Так примите мои поздравления.
— Спасибо, сеньор Семпере. Как вам кажется, если мы теперь потихоньку двинемся к дому, вам хватит сил?
Отец кивнул.
— Вперед, храбрец, иного нет пути!
Прохладный сухой ветер привел отца в чувство. Минут через десять мы добрались до улицы Санта-Ана, и к этому моменту бедняга уже был способен здраво оценить положение и сгорал от стыда. Он напился, наверное, в первый раз в своей жизни.
— Пожалуйста, никому ни слова об этом, — взмолился он.
От букинистической лавки нас отделяло около двадцати метров, когда я обратил внимание, что кто-то сидит на ступенях парадного подъезда нашего дома. Свет от большого фонаря на доме Жорба, что на углу улочки Ворота Ангела, позволял различить в темноте силуэт девушки с чемоданчиком на коленях. Увидев нашу компанию, она встала.
— У нас гости, — пробормотал Фермин.
Отец увидел ее первым. Я заметил, как он, словно резко протрезвев, переменился в лице, на котором застыло отрешенное выражение. Он шагнул к девушке, но внезапно застыл как громом пораженный.
— Исабелла? — услышал я его возглас.
Опасаясь, что алкоголь все еще туманил его рассудок и он готовится упасть без чувств посреди улицы, я ринулся к отцу. И тут я ее увидел.
4
Девушке едва исполнилось семнадцать лет. Она вступила в конус света, падавший от фонаря на фасаде здания, и застенчиво нам улыбнулась, приподняв руку в знак приветствия.
— Я — София, — представилась она. Говорила девушка с едва заметным акцентом.
Отец стоял в оцепенении, словно увидел призрак. Я проглотил комок в горле, чувствуя, как тело пробирает дрожь. Девушка была ожившей копией моей матери: ее облик сохранился на фотографиях, выставленных на письменном столе у отца.
— Я — София, — повторила девушка обескураженно. — Ваша племянница. Из Неаполя…
— София, — пролепетал отец. — Ах, София.
Хвала провидению, что рядом оказался Фермин, чтобы взять ситуацию под контроль. Тычком в бок он вывел меня из состояния транса и принялся объяснять девушке, что сеньор Семпере слегка прихворал.