Узоры на коже

Манило Лина

— Не ожидал? — надсадно смеётся и запускает руки в волосы, ероша их на затылке. — Её мать сбежала от меня, когда Поле был месяц. Просто умотала с таким вот, как ты… Мотоциклистом разрисованным. Оставила, тварь, ребёнка голодным и уехала.

— Однако…

Наливаю и себе стопку, потому что на душе так паршиво, что впору на луну выть. Дыши, Брэйн, дыши, а думать обо всём этом будешь на трезвую.

— Вот тебе и "однако".

— Она, видите ли, влюби-илась, — протягивает, морщась. На лице отвращение, а в глазах слишком много боли. — И бросила

нас. А потом тот ушлёпок и её бросил, но даже тогда она не вернулась, предпочла в канаве сдохнуть от передоза, чем дочь воспитывать. Но мне повезло, я встретил Анжелу.

— И правда, повезло.

— Теперь ты понимаешь, почему чуть от инфаркта не умер, когда о тебе узнал? — горько улыбается и сжимает пальцами переносицу, а мне даже жалко его становится. Хлебнул мужик, конечно, ничего не скажешь. — Когда увидел вас вместе, у меня в глазах помутилось. Казалось, судьба снова мордой тычет в главный кошмар моей жизни.

— Думал, история повторяется?

Медленно кивает и отводит глаза.

— Я всю жизнь боялся за дочь. — В голосе такая обречённость, что будь я впечатлительной барышней, разрыдался бы. — До паники и сердечного приступа боялся, что она повторит судьбу своей матери. Потому следил за каждым шагом, пути и дороги сам выбирал. Но когда Поля в тебя влюбилась, я был в бешенстве. Мне и сейчас это не очень по сердцу, откровенно говоря, но, наверное, готов попытаться смириться. Мама права, ты другой. Хотя бы не наркоман.

Какие странные у этого человека комплименты.

— Юра, я ведь всё понимаю и не скажу ни о чём Полине, клянусь. Я слишком сильно люблю её, чтобы больно делать.

— Правда любишь?

Кидает на меня испытующий взгляд, а я киваю.

— Но ведь неважно это всё. Ты у Полины прощения проси, я не обидчивый. Даже то, что бабки мне предлагал забыть готов.

— Простит? — Сейчас он похож на побитого пса, а у меня из головы не выходит то, что узнал.

— Она скучает, честно. Потому, уверен, простит. Поехали?

— Куда?

— К ней. Будешь с дочерью мириться.

* * *

Когда открываю дверь, Полина выбегает в коридор. На ней моя футболка, достающая до колен. На лице ни грамма косметики, а волосы взъерошены. Поля кажется такой маленькой и хрупкой, что не выдерживаю и прижимаю её к груди.

Лёгкое покашливание за спиной заставляет улыбнуться и выпустить Полю из объятий.

— Папа… — выдыхает и сжимает дрожащими пальцами подол футболки.

— Да, Полюшка, это я.

Он улыбается, а в ледяных обычно глазах буря эмоций. Даже его светлый костюм уже не кажется столь идеальным, да и сам Юра какой-то помятый.

— Столько времени прошло, а вы даже не убили друг друга, — улыбается Полина и носом шмыгает.

— Ты что?! Мы же вежливые и воспитанные люди, — восклицаю, а Полина смотрит на меня мрачно и недоверчиво. — Ладно, мне нужно смотаться кое-куда, я быстро, а вы, попейте чаю, я скоро вернусь.

И не дав возможности кому-то из них возразить, выхожу из квартиры.

Им

нужно многое обсудить, понимаю это. Слишком многое накопилось между ними, но отчего-то верю, что впервые за долгие годы смогут договориться, срастив все трещины.

Эпилог

Полина

— Куда мы едем? — спрашиваю, когда Брэйн протягивает мне большой чёрный мотоциклетный шлем. На душе странное волнение, хотя для этого ведь нет ни единой причины, и я пытаюсь отогнать его, успокоиться, но выходит не слишком удачно.

— Сюрприз ведь, — усмехается, помогая застегнуть шлем под подбородком. — Ты же их любишь, я помню.

Киваю, хоть странную тревогу невозможно истребить окончательно. А может быть, после того, что случилось с Брэйном несколько недель назад просто начала бояться мотоциклов? Вдруг снова что-то случится? Второго раза, наверное, просто не переживу. Но вариантов не остаётся, приходится мириться со страстью Брэйна к двухколёсным транспортным средствам, иначе ведь он не умеет, а менять его не имею желания. Однажды я робко предложила купить какой-нибудь вместительный внедорожник, но на меня посмотрели как на дурочку, разве что у виска пальцем не покрутили.

— О, и почему я сразу не догадалась? — улыбаюсь, слезая с мотоцикла на парковке рядом с «Бразерсом».

Делаю шаг в сторону входа, но Брэйн вдруг хватает меня за руку и останавливает. В глаза заглядывает, пальцами волосы с лица убирает, а у самого такой внимательный взгляд, в котором настоящая буря бушует. Никогда его таким взволнованным не видела.

— Обещаешь, что не будешь злиться? И паниковать не станешь.

— О чём ты?

— Помнишь наш разговор о детях, о свадьбе… помнишь?

Ой, что-то мне не хорошо. С того странного дня, когда так много изменилось в нашей жизни мы больше ни разу не касались темы совместного будущего, официальных статусов, планов. Просто жили, наслаждаясь каждым моментом, словно любой из них может стать последним. Об одном только знала, в этом была уверена: я люблю Пашу, так отчаянно и невыносимо, что поставь хоть сто тысяч печатей во все документы мира, всё равно мало будет.

— Помню, конечно… Но я тогда немного не в себе была. Если не хочешь, то не надо, я же понимаю, что пока что рано очень. Не бери в голову…

Слова вылетают автоматной очередью, и даже при всём желании не могу остановиться. Просто мелю какую-то чушь, но вдруг Брэйн поднимает меня в воздух, и ничего не остаётся, как обхватить покрепче его талию ногами. Какая-то проходящая мимо благообразная пенсионерка возмущённо фыркает, бросает на нас полный негодования взгляд и споро удаляется, бурча себе под нос, что спасу нынче нет от вседозволенности молодого поколения. А я запрокидываю голову и смеюсь, потому что тревога вдруг куда-то испарилась, а мне просто так хорошо, что счастье внутри не вмещается, на части разрывает.