Узоры на твоей коже
Шрифт:
Ему это всего лишь померещилось.
Рука ухватилась за ничто, и он отдернул ее обратно, медленно выходя из оцепенения от только что увиденного. Он потряс головой и грубо растер лицо ладонями. И пока его сердце всё ещё готово было проломить грудную клетку, он встал, и с палочкой в дрожащей руке вышел из комнаты, направляясь во мраке теплой гостиной в противоположную от своей двери сторону.
Припав к дверному полотну, он тщательно вслушивался в любой звук и пытался остановить поток лихорадочных мыслей. Ему было важно, чтобы с ней всё было в порядке. Ее не должны беспокоить его
Цепляясь за ее безмятежный образ, он повернул ручку и толкнул дверь в комнату. Ее невинное и умиротворенное сном лицо мягко освещалось пламенем свечей с прикроватной тумбы. Одеяло было наполовину откинуто и сползло на пол. Кудри волос рассыпались каскадом по подушке. Губы слегка приоткрыты, дыхание спокойное.
Босиком он сделал несколько шагов вглубь комнаты и опустился на колени перед ее постелью. Он любовался ею и едва сдерживал ком в горле. Он видел в ней свой исход. Финал, к которому он пришел спустя годы скитаний во лжи и осквернении всего, что могло помочь ему стать лучше. Но только сейчас дошел до той черты, где ее лик стал для него чем-то священным. Драко не знал молитв, но мысленно обратился к силе, что позволила им быть вместе, и тихо шевеля губами в немоте этой ночи, он попросил защиты для нее.
***
Драко не рассказал матери подробностей о том, что случилось на поле для квиддича. Но Нарцисса, конечно же, так переживала, получив известие от Минервы, что немедленно соединилась с ним по каминной сети.
— Будь осторожен, Драко, — сказала она и снова посмотрела на него заплаканными глазами. — Я не могу потерять единственного сына. Это горе, которое я никогда не смогу пережить.
— Мама, перестань, — отмахнулся он и пригладил волосы, что снова немного отросли после последней стрижки. — Я смогу позаботиться о себе, ни к чему эта лишняя опека. Здесь уже весь Хогвартс трясется над моей жизнью.
— Ты как отец, — шепнула она, считая, что Драко не услышит, но он уловил это и ее слабую улыбку, скользнувшую по ее губам. — Он такой же своенравный.
— Я не брошу квиддич, — заявил Драко и нахмурился.
— Я и не прошу, — отозвалась она, и добродушие ее лица озарило всё вокруг. — Никто не заставляет тебя отказываться от того, что ты любишь. Я просто… переживаю за тебя, Драко. Как и любая другая мать за свое дитя, — вздохнула она и покачала головой. — Ты поймешь это и сам, когда станешь отцом. — Драко поднял голову в ответ, и его щеки налились румянцем. Непонятно почему, но его приятно смутили слова из ее уст об отцовстве. Стать отцом ребенка Гермионы было пределом мечтаний и неимоверным счастьем для него.
— Вы с Гермионой еще не…
— Мама, нет, — прервал он ее, перекидывая ногу с одного колена на другое, и тут же укорил себя за несвоевременную грубоватость в голосе. — Мы планируем это только после выпуска из школы.
— Хорошо, — Нарцисса кивнула, не переставая улыбаться, так скромно и манерно-утонченно, как только ей позволяло ее воспитание. Слышать о том, что Драко желает стать отцом, вселяло в ее сердце тепло. — Вы приедете в Мэнор на Рождество? — в ее взгляде встрепенулась слабая надежда
— Мы еще не думали об этом. Я обязательно обсужу с Гермионой планы на Рождественские каникулы и дам вам знать. — Драко прекрасно понимал, что ему придется встретиться с отцом и этого не избежать, если они решат провести каникулы в его поместье.
— Отец хотел с тобой поговорить Драко, — Нарцисса словно прочитала его мысли и поймала взгляд сына. — Тебе стоит выслушать его.
— Что-то вроде, Драко я очень сожалею, блаблабла, так? — новая грубость сорвалась с его языка прежде, чем он подумал.
— Он и вправду очень раскаивается, — призналась Нарцисса и уголки ее губ вновь поползли вниз.
— Тогда почему он не связался по камину вместе с тобой?
— Он не любит все эти переговоры по каминной сети, ты же знаешь. Он хочет увидеть тебя и поговорить наедине, лично.
— Если он посмеет хоть что-то сказать Гермионе, то можете даже не мечтать увидеть меня в поместье, — ответил он резко, но обоснованно, учитывая прошлое.
— Ему пришлось многое переосмыслить за это время, — ответила она. — Ты не представляешь, сколько времени я пробивала его глухую стену, пока он, наконец, не открылся мне.
Драко тяжело вздохнул и откинулся на спинку бордового кресла в гостиной Башни старост. Они оба знали, что характер у Люциуса достаточно тяжелый и непреклонный. Добиться предельной откровенности от него было сложно, а уж вывести его на честный искренний диалог, да такой, чтобы он признал свою неправоту, было сродни апокалипсису.
— Только если это чистая правда. Я не могу до конца доверять ему после всего, что было, мама.
— Знаю, — заторопилась Нарцисса, подбирая слова, чтобы лишний раз не спугнуть сына. — Если Гермиона не захочет, то я приму ее решение не посещать Мэнор. Но пусть она знает, что мы не желаем ей зла. И передай ей, что я была бы рада когда-нибудь встретиться с ней за чашечкой чая. Но она, конечно же, не обязана принимать приглашение.
— Мы поговорим, — Драко сел прямее и взглянул на мать, которая с пониманием кивнула и, кажется, успокоилась. — Я всё передам ей.
— Хорошо, Драко. Ты всегда знаешь, чего действительно хочешь. Действуй так, как подсказывает тебе твое сердце.
Камин потух. Лик матери исчез под слоем золы и угольков.
После этого разговора прошло уже несколько дней, близилось Рождество. Метка Пожирателей стала проявляться всё чаще, по несколько раз на дню. Грудь саднило от боли, не имеющей причин. Драко умело пользовался маскирующими чарами и не смел попадаться на глаза Гермионе, пока метка пульсировала на его руке.
Он прятался в каморках подземелья и выл от спазмов и жара, которые раскатывались по его телу в моменты пика. Он кусал кулак в кровь, а после залечивал раны. Зализывал их как побитое животное, ощущая себя надломленным. Но возвращался невредимым и чистым.
Драко пообещал себе сдаться только после Рождества, чтобы отправиться в Мунго, да куда угодно, лишь бы избавиться от волнообразных приступов, которые делали жизнь невыносимой.
Дожить до этой даты теперь было главной целью, ценой которой было каждодневное превозмогание.