Узы крови
Шрифт:
— Это почему же?
Трингл не ответил. Ему было некогда. Он пытался вытащить пустой магазин, чтобы вставить новый. На учениях это удавалось ему меньше, чем за две с половиной секунды, что считалось очень похвальным.
Однако в настоящих боевых условиях этой скорости оказалось маловато, потому что не успел он выдернуть старый магазин, как автомат вдруг начал разваливаться и в итоге остался в руках каким-то разобранным на блестящие детали хламом. Лазерный прицел между тем продолжал действовать. Трингл понял это
Некоторые части автомата Трингла оказались у него в правой руке, а левая медленно поднималась к залитому слезами лицу агента.
Больше Трингл уже ничего не видел, потому что без сознания свалился на пол.
Римо оттащил обоих агентов в кладовую и прикрыл одеялами, потому что там было прохладно. Через несколько часов они очухаются в достаточной степени, чтобы выслушать порицания по службе, и только одному Римо будет известно, что они не виноваты. Их было всего трое, а троих на него — мало.
Римо вошел в незапертую палату «12-Д».
Хьюберт Миллис, широко раскрыв глаза, лежал на постели с торчащими изо рта, носа и на кистях прозрачными трубками. На фоне гудящей и попискивающей электроники его дыхания было почти не слышно.
Римо осторожно поводил рукой перед глазами раненого. Никакой реакции.
Чувствовалось, что близка, очень близка смерть. Легко нажать на висок будет милосердней убийства.
Римо протянул правую руку. Замер. Убрал руку. Много он убивал на своем веку, но это — случай особенный. Лежащий перед ним беспомощный человек не преступник, он не нарушал закона, он всего лишь бизнесмен, которому по чьей-то злой воле случилось попасть в список лиц, подлежащих уничтожению.
Но убить его попросил его собственный, Римо, отец!
Он медленно поднял руку еще раз.
Тут вдруг перестал попискивать электрокардиограф. Издав долгий, монотонный, высокий «скри-и-и-и-и-п», ожила другая машина.
В коридоре зазвенели звонки. Кто-то закричал: «Синий код! Палата „12Д“!»
Комната наполнилась медиками. Они не обратили никакого внимания на разгромленный коридор, а мимо Римо промчались, словно его тут не было.
Медсестра разорвала рубашку на тощей груди Хьюберта Миллиса. Врач, прижав к ней стетоскоп, покачал головой.
Кто-то передал ему два металлических диска, проводами присоединенных к машине на колесиках.
— В стороны! — крикнул врач. Все отступили. Когда диски коснулись груди Миллиса, тело подскочило на кровати.
Три раза доктор повторял эту процедуру, одним глазом косясь на кардиограф, прямая линия в оконце которого означала, что сердце не работает.
Наконец врач отбросил диски и отступил назад.
— Все. Бесполезно. Сестра, приготовьте его к перевозке.
И так и не заметив Римо, доктора вышли из палаты.
Сестра осталась стоять у кровати. Римо коснулся ее руки.
— Что произошло?
— Сердце
— Значит, он умер?
— Да. Вы были с ним здесь, в комнате? Кто вы?
— Это неважно. Скажите, что его убило? Мне важно знать.
— Просто остановилось сердце. Мы этого, собственно, ожидали.
— Так это не из-за волнения?
— Какое волнение! Он был в коме. Его не взволновала бы и бомбежка.
— Спасибо, — сказал Римо.
— Не за что. Но все-таки, что вы тут делали?
— Боролся с собственной совестью, — на ходу, через плечо бросил Римо.
— И кто победил?
— Ничья.
Глава 24
Когда Римо вернулся из больницы, стрелок сидел перед телевизором.
Показывали очередную серию «Новобрачных».
— Ну как? — поинтересовался он, не отрывая взгляда от экрана.
— Миллис мертв.
— Отлично. Молодчага, сынок. Садись, посмотри телевизор.
— Лучше лягу посплю.
— Конечно, сын. Что хочешь, то и делай.
— Мы скоро уедем? — спросил Римо.
— Не гони лошадей. У меня еще есть дела, — сказал стрелок.
— Какие?
— Дела, понимаешь? Просто дела. Не мешай, а? Хочу посмотреть.
— Я думал, твое дело — Миллис.
— Так оно и было, — сказал стрелок.
— Миллис мертв.
— И чего ты от меня хочешь? Золотую медаль? Это был твой должок мне, потому что ты путался там, на крыше. Теперь мы квиты, и с этим все. У меня еще и другие дела есть.
Римо ушел в спальню, лег, но сон не шел к нему. Всю жизнь он мечтал о том, чтобы иметь семью, но, кажется, семья — это совсем не то, как он себе ее представлял.
Для своего отца он ровно ничего не значил. Тот за дверью в голос хохотал над фильмом, который видел не меньше десяти раз. И это — семья?!
Чиун при всем его занудстве все-таки о нем беспокоился. А Чиун — не семья, во всяком случае, не по крови.
Может, «семья» — это всего лишь этикетка, наклейка, бумажка, если за нею нет любви, доверия и заботы? Римо не знал. Он лежал на кровати и придумывал, что бы такое сказать отцу. Но все главные вопросы — кто Римо такой, где он родился и прочее — были уже заданы, ответы получены, так что вопросов больше не осталось, и Римо чувствовал себя опустошенным.
В соседней комнате зазвонил телефон. Стрелок взял трубку. Римо сфокусировал слух. Обыкновенные люди не умеют слушать направленно, концентрируясь на одном или двух голосах, не умеют отфильтровывать фоновые шумы. Римо же мог направлять внимание в узкий звуковой диапазон и, к примеру, из-за закрытой двери без особых усилий слышать полностью весь телефонный разговор.
— Когда расплатитесь за Миллиса? — спрашивал отец.
— Как только достанете Лаваллета, — ответил голос.
— Минутку! Договоренность была: товар — деньги.