В Афганистане, в «Черном тюльпане»
Шрифт:
Майор щелкнул пальцем по чистому стеклу «Пшеничной».
— Надо обмыть дельце. В целом, гладко все вышло. А за дружка вашего не волнуйтесь, Евгений Михайлович. Окрестим еще… Он сейчас из одной засады в другую попадает. Где-нибудь проколется, и ау-у-у… Приглашайте на поминки…
Кошевский ухмыльнулся.
— Мне его поминки сейчас нужны, майор. Просто позарез нужны. Вот где он у меня стоит, — Кошевский провел ладонью поперек горла. — Дышать нечем, майор. Как жаль, что сорвалось… Вот незадача…
— Что-нибудь
Он слегка подтолкнул деньги капитану.
Кошевский накрыл деньги рукой и сказал с тоской:
— Денег мне хватает, майор. Деньги мне не нужны. Я с детства избалован деньгами. А здесь в этой мутной воде делать деньги необыкновенно легко. Если бы вы знали сколько через меня прошло всякого товара… Дизтопливо, боеприпасы, оружие, валюта… Да меня уже тошнит от денег. Возьмите их себе, майор.
Кошевский вдруг оттолкнул от себя пачку афганей.
— Правда, ваш товар самый специфичный. Очень необычный товар. Информацией я торгую редко. Ho-о… — Кошевский легонько хлопнул по столу, — каждый делает деньги по-своему.
— Так точно, — улыбнулся майор и с видимым удовольствием забрал деньги обратно. — Информация вроде, как воздух… Не пощупать ее, ни на зуб попробовать. Я ничего не слышал, вы ничего не знаете. Но даже из воздуха можно делать деньги. Вы, Евгений Михайлович, большого полета человек. Рад был вам услужить. Вспорхнете наверх, вспомните обо мне. Возможно, в будущем, — майор понизил голос, — информация будет самым лучшим товаром…
— Не забуду, товарищ майор, — серьезно сказал Кошевский. — Такие люди, как вы, всегда нужны в хорошей команде. Вы правильно мыслите. Кто владеет информацией, тот владеет всем. Мой отец всегда говорил, что это ключ к успеху.
— Ваш отец — большой человек, — с жаром воскликнул майор. — На таких людях держится мир…
Кошевский закрыл глаза.
— Однако есть дураки, которые думают, что мир держится на правде. Какая чепуха, только подумайте? В чем правда, майор?
— Только в силе, — поднял майор крепкий кулак. — Правда только в силе. У кого сила, у того и правда…
36
Рота Орлова перешла глубокое ущелье совершенно неожиданно не только для «духов», но и для многоопытных штабных стратегов файзабадского полка. Это казалось совершенно невозможным, невообразимым. Но это все-таки осуществилось. И только после переправы, которую группа прикрытия переходила по пояс в ледяной воде, поддерживая друг друга за руки, после того, как Шульгин со своими людьми одолел уже половину подъема, там, на месте недавней стоянки, раздались сухие гранатные взрывы.
Богунов радостно потер ладони:
— Угостились все-таки моим
Матиевский отозвался за спиной:
— А те, кто угостился, другим уже не расскажут.
Рота спешно закреплялась на рубеже захваченного горного хребта. Солдаты окапывались и весело перебрасывались колючими шуточками.
— Лаптев, видели мы, каким ты лебедем спускался, — смеялся язвительный Богунов. — Только вот не пойму, что там у тебя белело ниже пояса?
— Колени белели, — угрюмо отвечал Мишка Лаптев, грузный молчаливый парень.
— Да что-то не похоже было на колени?
— Помочи слетели. Штаны задрались…
— Как же это они задрались прямо до плеч?
— Пошел ты…
— A y меня плащ-палатка завернулось, — вступил в разговор Круглов, его тонкие усики едва пробивались над губой.
— Завернулась и залепила всю харю. Обзор — ноль! Руки поднять боюсь — плащ между ног уплывет. Дышать нечем, на зубах грязная брезентуха аж скрипит. И хлещет, тварь, по ушам.
— Вот это удивительно, факт, — поддакивал Богунов, — удивительно, что на такой необъятный мордоворот хватило плащ-палатки, чтобы закрыть горизонт. Да на твоей роже, душара, плащ-палатка, что носовой платок. Я сам видел, что у тебя из-под нее щеки торчали, как лопаты. На метр, факт.
— Ванеев шапку потерял. Рот раскрыл, подбородок аж до коленей, а шапка тю-тю…
— Зато Федотов в двух шапках приехал. Проезжает, глядь, ванеевский кепарик. Растрепанный, грязный — но вещь нужная. Подобрал, конечно. Хозяйственный. Теперь будет ходить в двух шапках.
— Дважды шапконосец…
— Шамшиев автомат потерял, что там шапка. Развернулся, салабон, хвать за автомат, а автомат-то мой. А свой прямо перед носом болтается. Не заметил маленько. Так нет же, жучара, тянет мой. Пришлось ногой его немного отодвинуть. По кумполу. Ничего башка. Твердая…
Хохот над горами стоял заразительный. Короткое захлебывающееся эхо разносило его по сторонам. Шульгин смеялся со всеми. Рукой тронул письмо за пазухой. Не вылетело ли дорогой. Достал письмо, пробежал бегущие строчки глазами. Сразу потеплело на душе.
Богунов заметил.
Подмигнул другим:
— То-то смотрю, товарищ лейтенант все время рукой за грудь держится. Думаю, с сердцем плохо. Думаю, не доедет. Потом, думаю, слишком крепко держится, наверное, там сухарики припрятаны. А оказывается, сухарики из бумаги. Вещь несъедобная. Факт…
Шульгин улыбнулся:
— То-то смотрю, Богунов на спуске зубы сжал. Губы даже посинели. Думал, ангины боится. Думаю, горлышко бережет. А он, оказывается, боялся язык потерять. Как же без языка? Вещь ценная, безразмерная. Без нее ни сапоги почистить, ни спину почесать.