В Афганистане, в «Черном тюльпане»
Шрифт:
Елена обернулась на дверь и собралась уже уходить, но встревоженный капитан бросился ей наперерез.
— Ты хорошо подумала? — вскричал он. — Ты хорошо подумала? Шульгина посадят в тюрьму, а ты куда-а? А-а?
Елена устало потерла виски, покачнулась. Облизнула сухие губы.
— Делайте, что хотите! Подлецы! Только я знаю, что Шульгин и после тюрьмы будет лучше вас всех, негодяев. Он и после тюрьмы останется человеком. А вы уже сейчас нелюди… Мерзавцы…
— Постой, — взмолился Кошевский, — ты же ничего не знаешь. Послушай меня. Я расскажу
Кошевский расстегнул ворот и вытер взмокший лоб.
Елена поправила на виске сбившуюся прядь волос.
— Какие там перемены? Сами вы все равно никогда не изменитесь… Подлецами были, подлецами и останетесь.
Елена пошла к двери. Возле самых дверей она обернулась.
— Ты хочешь навредить нам с Андреем? Так вот, загляни себе в душу, Кошевский. Ты навредишь только себе. У тебя уже ад в душе. Мне даже жаль тебя…
63
Падающий снег густел, превращаясь в несущуюся с неба снежную кашу. На глазах вырастали пушистые белые шапки на камнях. Неожиданно сорванные ветром взлетали в воздух снежинки, рассыпались колючей снежной пылью, неслись вверх туманным морозным вихрем. Стемнело. Вокруг солдат встали плотные снежные стены.
Снайпер Матиевский и сержант Богунов разгребали руками снег, выкапывали каменные глыбы, подносили их к высокой горбатой скале. Шульгин укладывал скользкие ледяные камни друг на друга, скрепляя щели землей, смешанной со снегом. Вокруг него вырастала крепкая каменная кладка, надежно прилепившаяся к черному гранитному боку скалы.
— Лепим ласточкино гнездо, Серега, — хрипел надсаженный бас Богунова. — Знаешь, в Крыму такой замок. Прямо над морем висит теремок с башенками. Красота… Еще два ряда камней, и можно лепить крышу над нашим гнездом…
Богунов говорил громко, почти кричал, но голос его тонул в разносимой могучим ветром снежной гуще, рассыпался брошенной снежной горстью.
— Шевелись, ребята, через полчаса будем рыть землю в полной темноте, как слепые кроты. Нужно торопиться.
Матиевский, нагнув голову от колючего ледяного ветра, подбросил Шульгину новый валун. Ресницы были запудрены снегом. По щекам изредка пробегали слезы, оставляя блестящий морозный след.
— Товарищ лейтенант, вы бы посидели в сторонке. В других ротах офицеры сами себе окопы не роют, — он выдохнул изо рта густой пар.
— Ничего, у-уф… — ответил задыхающийся Шульгин, — работа никого не унижает.
— Во-от это буран! — крикнул сержант Богунов. — За два года впервые вижу такой страшный бардак. Просто озверевшая стихия…
Богунов скинул с плеча каменную глыбу.
Мельком взглянул на свои окровавленные, онемевшие на морозе пальцы.
Вытер ладони полой бушлата.
— Классная получается хата. Вы настоящий каменщик, товарищ лейтенант.
— Стараюсь…
Из-под ногтей Шульгина выступала густеющая на ветру черная кровь.
— Не
Шульгин откинул со лба заснеженную прядь волос:
— Что, привыкли видеть политработников с бумажными папками, газетами и плакатами. Руки в чернилах, да…
— Да уж привыкли.
Андрей усмехнулся. Не спеша, залепил сырой глиной провалы между камнями.
— Я офицер, а не чиновник. Офицер Советской армии! Это многое значит.
Матиевский подал Шульгину новый камень:
— Слыхали, как же… Офицерская честь и все такое… У офицеров даже суд чести имеется, правда?
Андрей улыбнулся:
— И суд чести тоже есть. Правда, он от партийных собраний ничем не отличается. Я вам скажу, что главный суд чести вот здесь, — Шульгин хлопнул себя по груди.
— Суд собственной совести! Этот суд самый страшный…
Каменная гора выросла Шульгину по грудь. Он махнул рукой:
— Все! Хватит камней… Получилась недурная избушка. Теперь делаем перекрытие.
Богунов достал прочный деревянный сук, который он приготовил еще засветло. Уложил его поверх каменной кладки. Потом солдаты взялись за края плащ палатки, натянули ее поверх перекладины, придавили края камнями, быстро присыпали мокрыми комами земли, прихлопали ладонями. Каменное гнездо получилось на славу.
Матиевский на четвереньках пролез в оставленный проход.
— Ого-о… Вот это пещерка! Красота! Правда, темно здесь, как у негра в штанах. Подождите, вымету из хаты снег.
Тут же посыпались наружу комья грязной снежной каши.
— Снимайте «лифчики», ребята. Сейчас мы их расстелем периной. Э-эх, видел бы наш старшина эту опочивальню!
Шульгин и Богунов сняли с себя бронежилеты, просунули в провал.
— Вот это сказка!.. Сочи!.. Действительно, где наш любимый старшина? Вот бы он посмотрел. Это же не окоп, а мечта всей его жизни!
Андрей заглянул в каменное укрытие.
— Если потесниться, в нашем логове хватит места еще на одного человека. По-моему, здесь у нас самое теплое место на высоте, — он повернулся к Богунову.
— Вот что, Богунов, я понимаю, что у тебя майка примерзла к спине, но есть серьезное поручение. Нужно найти и привести сюда Осенева.
Богунов согласно махнул рукой.
— Все правильно, товарищ лейтенант. Стоящая мысль! Осенев зачем-то к своему взводу прибился. А зря! С нами ему будет лучше. У нас теплее.
— Однако найти его будет непросто, — Андрей окинул взглядом густую снежную мглу. — Сам видишь, что творится. В этом буране дальше пяти шагов от окопа отойти нельзя. Ветром закружит, как снежинку, назад дорогу не найдешь, — Шульгин хлопнул Богунова по плечу. — Поэтому посылаю именно тебя, сержант. Дерзай. Кроме тебя никто на такое не способен.
Матиевский хлопнул Богунова по плечу.
— Не оплошай, Коля! Смотри, к «духам» не прибейся! Дуй прямо по ветру! Осенев сейчас в первом взводе. Они окапывались на левом фланге роты, на соседней вершине.