В балканских ущельях
Шрифт:
— А до этого шкафчик был заперт? Я имею в виду — ключом?
— Да, был.
— А спальня тоже?
— Нет, спальня нет. Она почти всегда открыта, потому как мои жена и дети входят туда. Мне было бы сложно все время ее запирать.
— Ты сказал, что выиграл. С кем ты играл?
— С этими тремя мужчинами.
— А торговец?
— Нет, его не было. Он еще до наступления ночи уехал. А гости еще не устали и спросили, не хочу ли я сыграть в карты. Я согласился и даже выиграл фунт. При этом они все время подливали мне ракии, и я быстро захмелел и так устал, что не смог дальше
— И потом ты пошел в спальню, чтобы убрать выигрыш в шкаф, да?
— Нет, сначала я открыл ворота этим троим. Они решили, что уже слишком поздно, чтобы ложиться спать, и надумали уехать. Заплатили по счету, даже немного больше, и с тем ускакали.
— А куда, они сказали?
— Да, они уехали в Дойран.
— Ага, значит, на юг, через Фуркой и Оливецу. А откуда приехали?
— Из Мелника.
— Ах вот как? И ты их хорошо разглядел?
— Конечно, я ведь шесть часов сидел и играл с ними в карты!
Мне почему-то показалось, что эти трое — как раз те воры, которых мы искали. Поэтому я продолжил расспросы.
— А лошадей их ты видел?
— Да, это были три светлые лошади.
— Вот здорово! Вот здорово! — закричал Халеф. — Сиди, я сразу все понял!
— Да, ведь ты настоящий друг и защитник своего господина.
— Что он понял? — живо спросил хозяин.
— Кое-что, что тебе тоже будет небезынтересно, но об этом позже. А пока, пожалуйста, ответь на мои вопросы.
— Это касается людей, которые меня ограбили?
— Да, ты верно догадался.
— Тогда спрашивай, я скажу тебе все, что знаю.
Его лицо приняло совершенно иное выражение. Слова маленького хаджи навели было его на подозрения, что мы находимся в какой-то связи с ворами. И он напрягся, ожидая худшего, но после моих слов у него снова затеплилась надежда разобраться во всем.
— Итак, они уже уехали, когда ты обнаружил пропажу денег, — заключил я. — Твое подозрение сразу пало на них?
— Нет. Я тут же разбудил всех моих людей и опросил их. Все они честные люди, и никому из них я не могу приписать это преступление. И тем не менее я перерыл у них все и только тогда подумал о тех троих. Я стал расспрашивать их, и вот тогда поденщик поведал мне о том, что он видел за домом.
— Но ведь сама кража могла произойти не в то время, а позже.
— Конечно, я тоже так подумал.
— И мне кажется, что действовали двое. Ты не заметил, что в какой-то момент отсутствовали сразу двое?
— Заметил, но мне это не показалось подозрительным, я только потом об этом подумал.
— Когда это приблизительно произошло?
— Еще до того, как мои пошли спать.
— Твоя семья вся спит у тебя в комнате?
— Естественно, вся.
— Значит, кража произошла до того, как они пошли спать. Воры все хорошо продумали, но как им удалось отлучиться вдвоем, да так, что ты ничего не заметил?
— Один из них стал показывать фокусы, они мне очень приглянулись, и он разрешил мне позвать моих людей, чтобы те тоже взглянули. Пока он нам их показывал, двое других ушли, а когда вернулись, он заявил, что все — фокусы кончились. Тогда мои люди ушли, и мы стали играть дальше.
Не было ничего удивительного в том, что здесь, в отдаленной
Я попросил хозяина описать этого мужчину и пришел к выводу, что он — беглый надзиратель из тюрьмы. Значит, Манах эль-Барша и Баруд эль-Амасат вместе провернули эту кражу, а надзирателя обучили своему ремеслу.
— После того, как ты опросил своих, ты был уже уверен, что чужаки воры? — спросил я. — Что ты делал дальше?
— Я послал одного из своих слуг верхом за ними следом.
— Так. Но почему ты сам не поскакал?
— Сам я поехал в Остромджу к полицейскому префекту, чтобы подать заявление и вызвать хавасов. Он распорядился только после долгого разговора и когда я заплатил пятьсот пиастров. Я был обязан оплатить все расходы, которые могли возникнуть при погоне за ворами, а ему, если их поймают, вручить десять фунтов.
— Этот чиновник — умный блюститель собственного кошелька. Да сохранит его Аллах на долгие времена.
— Не Аллах, а черт, — заметил хозяин. — Пророк наведет порядок на земле. Служаки великого государя обязаны защищать нас и без подарков. И когда ты желаешь ему долгой жизни, я не могу причислить тебя к числу юных приверженцев Пророка.
— А я и не приверженец.
— А, ты шиит, сторонник неверного учения… И он отступил от меня на шаг.
— Нет, — ответил я, — я христианин.
— Христианин! Это лучше, чем шиит, который после смерти окажется в джехенне. И вы, христиане, можете оказаться на небе, может, на третьем, а может, на четвертом и даже на седьмом, как правоверные мусульмане. Я против вас ничего не имею, ибо тот человек, что научил меня варить пиво, тоже был католиком. И поэтому я еще больше удивляюсь, почему ты желаешь этому служащему долгих лет. — И он снова приблизился.
Я ответил:
— Я сказал так, потому что горячо желаю, чтобы он не умер, пока не понесет заслуженную кару за свои прегрешения. Тебе известно, какие меры он обязан принять?
— Он должен выслать хавасов за ворами. На всем пространстве отсюда до Дойрана обязан устроить за ними охоту и сам встать во главе операции.
— Я предполагаю, что он сидит сейчас дома на подушках, попивает кофеек и покуривает трубку.
— Если это так, то я тоже не желаю ему ничего лучшего.
— У тебя будет возможность это узнать, если ты поедешь с нами в Остромджу.
— Я? Зачем? — спросил он удивленно.
— Чтобы поймать их. Ты что, уверен, что он сдержал обещание и послал хавасов?
— У меня совершенно не было времени проверить — я спешил домой, чтобы поспеть к возвращению моих слуг.
— Они вернулись?
— Да, они разделились и скакали до Фуркоя и Вилицы, но так и не обнаружили никаких следов. И решили вернуться. Они оказались плохо вышколены — не выполнили моих указаний.
— Нет, они правильно поступили.
— Ты думаешь? Почему?