В балканских ущельях
Шрифт:
— Стой, пусть они войдут!
— Зачем это?
— Мне нужно узнать, что скажут эти люди.
— Ты их что, знаешь?
— Да, но они ни в коем случае не должны знать, что мы здесь. И нельзя показывать им наших лошадей.
— Это легко устроить. Вам достаточно побыть в моей спальне, пока они не уедут.
— Мои спутники так и сделают, а я уж лучше послушаю.
— Не знаю, зачем тебе это нужно, но дело легко устроить. Идем, я тебя спрячу.
И он завел меня за одну из циновок, сплетенную из пучков ивовых прутьев.
— Между стеблей можно наблюдать за тем, что происходит в комнате. Услышишь
— А если станут осматриваться?
— Я поставлю циновку так, что тебя не будет видно.
— Хорошо. И еще. Нам надо уехать в Остромджу раньше этих всадников. И ты поедешь с нами!
— Я? Зачем?
— Чтобы забрать у воров твои законные деньги.
— А они что, в Остромдже?
— У меня есть основания так считать. Прикажи седлать лошадей и отведи свою к нашим, чтобы их не видели эти люди. Как только я все здесь узнаю, пройду в твою спальню. Один из твоих слуг должен быть готов отвести нас к лошадям. А теперь давай, выходи, пока они здесь не появились!
Этот разговор стал возможным по той причине, что, как я заметил, оба всадника не спешили входить в помещение. Они долго не слезали с лошадей, а потом направились к большому зданию, наверняка для того, чтобы поглядеть, что там можно стянуть или прихватить с собой, как выразился хозяин.
Он ушел, а я уселся прямо на землю за ширмой из ивовых пучков. Вся комната была передо мной как на ладони. Тут я услышал шаги.
— Сиди, где ты? — спросил маленький хаджи по ту сторону ширмы.
— Я здесь. Что тебе надо? Какая неосторожность с твоей стороны!
— Ба! Да парни еще не вошли. Они в конюшне у хозяина осматривают его лошадей. Ты сказал, что ты их знаешь. Это так?
— Да, знаю.
— Ну, кто же это?
— А ты сам их не узнал?
— Нет, сиди.
— А ведь у тебя такие зоркие глаза! Как же ты не заметил пращу, которая висит у одного из них на поясе.
— Нет, не заметил.
— Кто ее носил?
— А я что, знаю?
— Должен знать. Вспомни о голубятне!
— О, сиди, о ней мне лучше не вспоминать. Как только я начинаю об этом вспоминать, у меня возникает потребность дать пару оплеух кое-кому.
— Но ты ведь разглядел людей, сидевших под нами в комнате?
— На которых свалилась кошка вместе с голубиным дерьмом, а кошкой был я?
— Тех двоих, что сидели у стены, братьев, вспомнил?
— Теперь вспомнил. У одного была праща. Ты думаешь, это они?
— Точно они. Я запомнил их лица.
— О Аллах! Они ведь говорили, что собираются в Остромджу, чтобы сообщить трем подонкам о нас и решить вместе, как отправить нас на тот свет!
— Именно так. Такое задание они получили от Манаха эль-Барши и Баруда эль-Амасата.
— Так, выходит, они пока не добрались до Остромджи, и те трое ребят, которых мы ищем и которые ограбили нашего хозяина, полагают, что мы так и не нападем на их след. Сиди, можно я дам тебе дельный совет?
— Давай.
— Мы ведь не отпустим так просто тех, за кем ты сейчас будешь следить?
— Хм. Это было бы глупо с нашей стороны?
— А что мы с ним сделаем?
— Надо подумать.
— Я уже подумал.
— И?
— Я их немножко убью.
— Как это «немножко»? Убийство вообще недопустимо, Халеф.
— О,
— Оставь меня в покое с такими советами.
— Ах да, я забыл, что ты христианин. Если придется, ты отдашь жизнь за злейшего врага. Эти двое подонков как раз такого рода птицы. Если они соединятся с тремя другими в Остромдже, их станет уже пятеро, и каждого из нас настигнет пуля, пока мы будем размышлять над тем, как бы задержать их.
— Мы позаботимся о том, чтобы те трое не воссоединились с двумя. Или нет, мы сделаем как раз так, что они встретятся.
— Ты что, спятил?
— Вовсе нет.
— А что же ты тогда говоришь такие вещи?!
— Совсем неглупые вещи. Мы не знаем, как найти тех трех. На голубятне мы лишь слышали, что они где-то в развалинах. А сложно найти того, кто специально от тебя прячется.
— О, я твой друг и защитник, хаджи Халеф Омар, моих глаз хватит отсюда до Египта, а нос мой еще длиннее. Я найду этих мерзавцев.
— А еще вероятнее, они найдут тебя, и у тебя скорее всего не окажется времени даже для того, чтобы прочитать наизусть суру о смерти. Нет, сейчас мы их не тронем; мы не дадим себя засечь, но последуем за ними незаметно и будем следить. Они, желающие нашей погибели, станут нашими же проводниками, и благодаря им мы схватим тех трех.
— Аллах! Эта идея не так уж и плоха.
— Слава богу, что ты это понял. А теперь спрячься живо, пока тебя не обнаружили. Скажи только хозяину: пусть он постарается сделать так, чтобы гости как можно дольше пробыли в этой комнате, а тем временем мы с ним уедем. Надо так их обслужить, чтобы они задержались. Согласен оплатить все расходы. Скажи ему это и иди.
— Сиди, я исчезаю, кто-то идет.
Эти последние слова он прошептал уже на бегу. Наконец в комнате показались те двое. Помещение они нашли пустым. Оско и Омар спрятались давно, а хозяин пошел за пивом. Теперь я смог рассмотреть обоих более внимательно, чем прошлым вечером. У обоих были лица висельников. Есть люди, которых сразу видно по физиономии. Они были из числа таковых. Одежда их была бедная и грязная, но зато оружие свое они держали в полном порядке. В то время как у одного висела на разорванном поясе праща, у другого имелось устрашающее оружие — гайдуцкий чекан, бывший когда-то на вооружении у турков, отлавливавших в лесах беглых сербов и валахов; его побитый приклад был украшен акульей кожей. Я знал об этом ружье только по рассказам, видел лишь в коллекциях оружия, но никогда не наблюдал в действии. Даже не мог представить, что стану мишенью для обладателя столь экзотического вида вооружения.
Они огляделись.
— Здесь никого нет, — сказал тот, что с пращой. — Может, с нас ничего не возьмут за ракию, которую мы тут выпьем?
— А зачем вообще платить? — заявил другой смеясь. — Разве мы не бежали в леса? Разве не носим копчу, которой все боятся? Если мы не заплатим сами, хотел бы я взглянуть на того, кто заставит нас это сделать!
— Молчи! Нас тут только двое, этот Ибарек — богатый человек, у него много слуг и рабочих, против него мы ничего не сделаем. Из-за нескольких глотков ракии не стоит подвергать себя опасности. Но странно то, что за нами не следят. Может, считают просто бродягами?