В банде только девушки

Михалева Анна Валентиновна

Винтик повернулся к пассажиру и красноречиво пожал плечами.

Тот замер, ожидая чего-то очень нехорошего.

— Ты нам лучше расскажи пока, много певцы зарабатывают? — спросил Шпунтик.

— Кто как… — Со страху Джеф едва ворочал деревянным языком.

— И кто как?

— Ну, не знаю… «Звезды» очень много, а те, кто по мелочи… в общем, по-всякому.

Разговор как-то не клеился.

— А ты много? — настаивал Шпунтик.

Джеф вырос в приличной, даже интеллигентной семье, во всяком

случае, по линии матери, а потому не мог не ответить на обращенный к нему вопрос. Он вздохнул:

— Я же не перец. Я — репер.

— А какая, хрен, разница? — удивился Шпунтик. — На сцене же торчишь, концерты даешь, значит, певец. Не танцор же и не юморист.

Джеф не был воспитан настолько хорошо, чтобы пуститься в просветительскую беседу (все-таки по линии отца не все в роду были достаточно интеллигентны), а потому пропустил обидное смешение репа и попсы и просто ответил:

— Тысяч пять за концерт.

— Да ну! — удивился Винтик. — Потоптался, покряхтел — и пять штук?!

— Не совсем так. — Джеф решил проглотить и эту обиду. Все-таки лес кругом темный, их двое, он один. В таком положении лучше не вступать в опасные споры. — Нужно написать программу, отработать ее и вокалом, и с подтанцовкой. Еще аранжировщикам бабок отвалить, так что труд и вложения тоже немаленькие. Это из зрительного зала кажется, что человеку на сцене все просто дается. А на самом деле очень тяжело.

— Не понимаю, — изумился Шпунтик. — Нет, я еще могу понять, зачем там «Любэ» или даже Алла Пугачева столько сил прикладывают. У них хоть получается хорошо. Музыка какая-никакая, песни. В общем, двигают культуру.

— Это ты загнул! — возмутился Винтик. — «Любэ» не никакую музыку пишут, а самую что ни на есть какую!

— Сейчас не об этом! — оборвал его приятель. — Я про то, что люди, у которых получается, не зря трудятся, а ты-то зачем пашешь. Ведь все равно хрипишь и топчешься, как ни утруждай себя. Это значит, не получается у тебя ни хрена. И чего зря стараться?

Джефа перекосило. От подобных зрительских мнений его с самого начала ограждали, а потому ничего подобного он и не слыхал никогда. Обида застыла в горле раскаленным куском. Он поперхнулся ей и прошептал:

— Многим же нравится.

— Кому? Девкам молодым да пацанятам? — брезгливо скривился Шпунтик.

— А чего они, не люди? — защитил своих поклонников репер.

— Какие же они люди? — искренне не понял Шпунтик и пояснил: — Они же просто недомерки.

— Они люди будущего, — с достоинством, защищая все свое поколение ответил Джеф.

— Хорошенькое у нас будущее. — Шпунтик сплюнул в открытое окошко. — Что же вы сможете сделать, если уже сейчас хрипите и топчетесь?

Джеф тоскливо посмотрел на него. Такие разговоры были ему хорошо знакомы. Каждый вечер мать его этим самым донимала.

—

Мы будем просто жить, — уверенно ответил он, — по возможности счастливо. И не мешать друг другу. И терпеливо принимать то, что нравится хотя бы одному из нас, потому что каждый человек — это личность. Люди не стадо, которому нравится одно и то же. А если одному нравится хрипеть и топтаться, а другим нравится это смотреть и слушать, значит, в жизни этому должно быть место. Разве не так? — Отчасти красноречие Джефа усиливал тот факт, что машина наконец выбралась из леса на открытую дорогу и устремилась прямо на редкие огоньки окон.

— Да ты философ, как я погляжу, — процедил Шпунтик. — А куда денется твоя философия, если тебе деньги перестанут платить?

— В нашей жизни спрос диктует предложение. Обычная рыночная система, — пояснил репер. — Не будут платить, найду себе другой заработок. А песни станут моим хобби.

— Ну, а пока твои песни не перешли в разряд твоих хобби, — Шпунтик нехорошо усмехнулся и перескочил на деловой тон, — ты богат.

— Достаточно, — кивнул Джеф.

— Это хорошо, — одобрил Шпунтик.

— Да, в общем-то, не жалуюсь…

— Делиться любишь? — осведомился Шпунтик.

— Смотря с кем.

— Значит, не любишь делиться. А придется.

— В каком смысле?

Винтик снова повернулся к нему и многозначительно пожал плечами: мол, сам ничего не понимаю, приятель.

— Отстегнешь нам пару сотен тысяч.

— Сколько?! — Джеф аж подпрыгнул на сиденье. — Ну вы, ребята, загнули. К тому же мы еще не доехали до Москвы, чтобы торговаться.

Машина как раз въезжала в дачный поселок.

— Кто сказал, что мы собираемся торговаться? — удивился Шпунтик и, повернувшись к Винтику, повторил вопрос: — Мы собираемся торговаться?

Тот изобразил на физиономии полное недоумение, а вдобавок еще и руками развел.

— Вот, торговаться мы не собираемся, — констатировал Шпунтик. — К тому же кто сказал, что мы едем в Москву?

— Но вы же… — Зубы у Джефа предательски заклацали.

Клацнули зубы, под ребрами сжалось. Смерть моя близко, не нужно, пожалуйста…

Тут же родилось в голове.

Джеф непроизвольно поморщился оттого, что от строчек явно несло попсой.

Шпунтик увидел это в зеркало заднего вида и усмехнулся:

— Что, не нравится?

— Не нравится что? — решил уточнить репер.

— Место не нравится? — Шпунтик кивнул на неопрятные домишки, стоявшие вдоль колдобистой дороги, по которой они ехали.

— Это не Москва, — ответил Джеф.

— Ясное дело, — уверил его Шпунтик. — Но все равно мы уже приехали.

— Не понял?