В башне

Рославлев Александр Степанович

Березы

В рубахах снежной белизны, В зеленых сарафанах, Они шумят, — сплетают сны Среди лугов, цветами тканых. Вослед пушистым облакам, Их треплет, клонит гибко, По глянцевитым их листам Скользит, блестит лучей улыбка. Лишь сдержит ветер свой порыв, Невесты в Божьем доме, Смиренно ветви опустив, Стоят и свято ждут в истоме. Но дунул ветер и легки Сплетают вновь причуды, И цепко майские жуки Висят на них, как изумруды. Шумят, шумят, струится хмель. Душа, как мир, безбрежна. И, зыблясь, тень, что колыбель, — Плывет, укачивает нежно.

Вешнее

Звонко

солнцу скворка молится. Круглолица, в кумаче, Медлит девка у околицы С коромыслом на плече. Млеют облаки белесые, Расточительны лучи, Важно ходят долгоносые, Жирно лоснятся грачи. Ждут сохи поля покорные, Затаили чудеса, Словно дышат комья черные, Словно льются небеса. По дороге меж ракитами Блещут полные воды, Сочно вмятые копытами, Словно зеркальца, — следы. Тонок стук железа в кузнице, Серебром пылает пруд, Пчелы — зимней стужи узницы Вербу белую сосут. Дед с собакой корноухою Вышел греться на крыльцо, Будет деду мед с краюхою, Будет девице кольцо.

Идиллия

Когда под ножом гильотины Зацветут все земные слова И зажжется о счастье слеза, Лишь брызнут святые рубины, И, как плод, упадет голова, — Палач, погляди мне в глаза, Чтоб вечером призраком ясным Появилась на блюде она — Безгласная в соусе красном Рядом с доброй бутылкой вина.

Кипарисы

В море белые рвутся чадры, Плещет море в серебряном сне, И рождаются в сердце напевы. Кипарисы по склону горы Поднялись к истомленной луне, — В черных саванах мертвые девы. Ждет фелюга, подняв паруса, Словно птица с застывшим крылом. Там взбегают и падают шумы, Здесь, вонзив острия в небеса, Кипарисы молчат о былом, Кипарисы, — надгробные думы. Еле видный, звездится маяк, Непрестанно мигающий глаз, Устремленный в туманные дали. Кипарисы, таящие мрак, Углубили полуночный час, Кипарисы, как духи печали.

Малиновый звон

Малиновый звон с колоколен, Малиновый звон. Я молод, я силен, я волен, Я всем беспредельно доволен Ах, жизнь — это солнечный сон, Это смех колоколен, Малиновый звон. Весенние дали, цветение, И ласковый близкий Христос, И пенье в душе моей, пенье, Весенняя сладость до слез. Малиновый звон отовсюду, Малиновый звон. И мнится, к желанному Чуду По зыбкому медному гуду Плыву я, плыву, упоен, — Круглый звон отовсюду, Малиновый звон. На Неве На горизонте сизой ватой Лег дым от фабрик… Туч ряды… Пуглив и странен взгляд звезды, И отблеск неба розоватый Смягчил густой металл воды. Тупых, громоздких барж обшива Как бы насквозь просмолена, Так духовита и черна. Нева покорно-молчалива И величаво холодна. На пароходе разговоры Тягучи, вялы, ненужны, И лица призрачно бледны. За крепость скрылись тучи-горы, Как стены крепости мрачны. Она, как чудище, до края На брюхе каменном сползла И зорко пушки навела, — Твердыня жуткая, немая… — След грозной думы духа зла! А там краса спокойных зданий, Блеск в окнах верхних этажей, Как этот блеск стальных зыбей, Мреж полустертых очертаний И сказка скраденных теней. Внезапный гул летит толчками. Бурленье, плеск, и гам, и лай… Над нами арка невзначай… Просвет… и молнийное пламя С моста бросает вслед трамвай. Над пароходною трубою Расцвел фонтаном вихревым, Шафранно-бурой розой дым, И над червленою водою Покровом стелется живым. Усталый, хмурый, безучастный, Как

трудно дышащий старик, Идет навстречу грузовик, И глаз его, большой и красный, Дробясь, искрясь, к воде приник. Адмиралтейский шпиц так ясен, Так четко в небе острие, Что, мнится, — Божье то копье. Сфинкс вдохновляюще прекрасен И погружен в небытие. Не сон ли все: Нева, граниты, И сфинкс, и баржи, и дома, И в тихих скверах полутьма, Зари загадочной ланиты И пароход, и ночь сама?

Перед грозой

Протруби Господню славу, Благодатная гроза, Ороси листы и траву, Горней радости слеза. Мчится туча, развевая Клочья пышные завес. Углубится голубая Чаша ласковых небес. Солнце, солнце, смехом света, Семицветностью дуги В сердце бледного поэта Песню вечную зажги.

Песни Бальмонта

Песни Бальмонта — это лесные ручьи. Песни Бальмонта — блеск чешуи. Тонкой, быстро-изгибной змеи, Что скользит меж задумчивых трав. Песни Бальмонта — вздохи купав, Околдованных взглядом луны. Песни Бальмонта — крылья весны. Песни Бальмонта — зыбкие сны, Сны изысканной, пряной страны Это шепоты, зовы, намеки… Льются, льются напевные строки. Слушай их и о всем позабудь! Песни Бальмонта — к женщине путь… Есть ли та, над которой не властна Нежно-страстная сила их чар? С ними сердце навеки согласно… Есть ли краше, сокровищней дар, Чем сонет его, легкий, как птица, сонет? Нет!..

Песня бродячей собаки

Какого черта в самом деле, — Не ешь, не спишь и целый день Таскаешь ноги еле-еле, Ни жизнь, ни смерть, а дребедень. Какого черта, в самом деле… И во дворах, и на панели — Куда ни сунься, брань, пинки… Бока до кости похудели И шерсть изодрана в клочки, Какого черта, в самом деле… Сдружишься с кем… — две, три недели, Глядишь — попал уж на харчи И нос задрал: «Мы мясо ели — А ты зубами постучи». Какого черта, в самом деле… В дожди и злющие метели У телеграфных жмись столбов, Из неба свищет как из щели, И хлещет сразу в сто кнутов. Какого черта, в самом деле… Чего уж, кажется, в апреле, Когда любовь на всех углах, Давно все снюхаться успели, А ты, конечно, на бобах. Какого черта, в самом деле… Шатает. Хворь в бродячем теле. Гляди, чтоб вдруг из-за угла Накинуть сети не успели… Завыть что ль с горя и со зла?.. Какого черта, в самом деле!

Праздник

Вдоль потревоженных аллей Дрожали тени вырезные, Вздыхавший ветер меж ветвей Качал фонарики цветные. В просветах облачных причуд Луна являла лик свой плоский, Кривил огни смешливый пруд, Плескали флагами киоски. Влеклась толпа, шурша песком. Томясь, стоял я у ограды. Бубнил оркестр под колпаком Увитой зеленью эстрады… Она пришла, — моя краса. В луга лег путь посеребренный, Вдали за нами голоса Сливались в рокот замиренный. Вся трепеща, пила мечту Из глаз влюбленного поэта, А там в ночную высоту, Чертя дугу, взвилась ракета.

Рыцарь

Я пылок, прям и горд душою, Мой грозен вид. Никто в бою передо мною Не устоит. Таких не сыщешь и десятка: Как молот речь, Лжецу в лицо моя перчатка, А в сердце меч. Нося в груди святое пламя Небесных глаз, Я неизменно верен даме Во всякий час. За слово дерзкое нахала Я не прощу. И перед дьяволом забрала Не опущу. С усмешкой бешеной отваги Гляжу вперед, Вот жаль — я сделан из бумаги И дождь идет…