В битвах под водой

Иосселиани Ярослав Константинович

Взглянуть хотя бы мельком на результаты своих боевых дел чрезвычайно интересно, но удается это далеко не всем подводникам. Поэтому каждый, подходя к перископу, испытывал радостное волнение.

– Голодные. Обед так и не доварили!
– произнес серьезным тоном кок, оторвавшись от окуляра.
– Из трубы дым все идет...

– Ты думаешь, трубы на кораблях из камбузов, что ли, едут?
– с ехидцей спросил Трапезников.

– Лучше бы они шли именно из камбузов, - многозначительно ответил кок и ушел.

– Да, эта атака была не по луне! Здорово! Но жаль, что

второй транспорт все же ушел!
– как бы про себя высказался матрос Викентьев, прильнув к окуляру перископа, от, которого, казалось, его не оторвешь.

– Не уйдет!
– возразил Каркоцкий, стоявший в очереди за ним, - другие лодки его встретят. Мы ведь не одни в море. Им тоже надо над чем-то поработать...

Каркоцкий был прав. Рядом с нами боевую позицию занимала подводная лодка "Гвардейка" под командованием бесстрашного Михаила Грешилова. Путь вражеских кораблей лежал через ее район. И, надо полагать, транспорт, уцелевший в конвое после нашей атаки, оказался очередной жертвой "Гвардейки".

Зашло солнце, перистые облака красными маками опоясали западную часть небосвода. Мы всплыли. Над водой нас ждала ни с чем не сравнимая приятная новость.

– Товарищ командир, радисты принимают "В последний час", - тоном флегматичного человека доложил вышедший на мостик Глоба, - что-то важное, вероятно...

Обычно чрезвычайной важности сообщения Советского информбюро под рубрикой "В последний час" во время Великой Отечественной войны волновали всех советских людей, но на подводной лодке в походе, когда вообще всякая внешняя информация была весьма затруднена, сообщения Совинформбюро воспринимались с особым восторгом. Однако спокойный тон лейтенанта меня не удивил. Глоба по натуре был очень сдержанным и свой восторг обычно внешне почти ничем не проявлял.

– О чем говорится в сообщении, не узнавали?
– не выдержал я.

– Точно не сказали, товарищ командир, я спросил, но в рубке все заняты...

– Идите вниз и прикажите, чтобы радисты сразу доложили общее содержание сообщения, до уточнения текста!

Однако не успел еще Глоба влезть в люк, как на мостик вышел радист Дедков. Старшина был очень взволнован и едва выговаривал слова.

– Наши войска разгромили... наступают вовсю на Сталинградском фронте, товарищ командир. Вот часть текста... помехи большие, искажений много, но скоро перепроверим...

Выхватив бумагу из рук Дедкова, я вскочил в боевую рубку, чтобы прочесть сообщение. "На днях наши войска, расположенные на подступах Сталинграда, перешли в наступление против немецко-фашистских войск... Прорвав оборонительную линию противника... 30 километров на северо-западе, в районе... а на юге от Сталинграда... 20 километров, наши войска за три дня напряженных боев... продвинулись на 60-70 километров... Заняты город Калач, станция... Советск, ...Абганерово. Таким образом, обе железные дороги, снабжающие войска противника, расположенные восточное Дона, оказались прерванными..."

Дальше ничего нельзя было понять. Я вышел из рубки на мостик и приказал немедленно объявить подводникам по всем отсекам радостную весть.

– А вы идите в радиорубку и примите все

меры, чтобы получить полный текст сообщения "В последний час", - поручил я Дедкову.

Я знал о том ликовании, которое могла вызвать в тесных отсеках "Малютки" весть о победоносном наступлении наших войск в районе Сталинграда, к которому было приковано в то время внимание всего человечества. Подводники понимали, что именно там решалась судьба народов мира. Там находились основные силы фашизма, и разгром этих сил означал нечто большее, чем обычное наступление советских войск. В отсеках люди поздравляли друг друга с победой, целовались, обнимались. Все были поглощены приятной новостью и без конца и в различных выражениях говорили о ее значении. Казалось, скромная победа подводной лодки была забыта и никто не помнил о столкновениях с фашистскими кораблями.

Именинниками были радисты, сообщившие о событиях на сухопутном фронте. Их целовали, благодарили, желали им счастья и всякой удачи в жизни, их чествовали, словно они были непосредственными участниками боев за Сталинград.

Ночь мы шли в надводном положении, а с рассветом ушли под воду и продолжали свой путь на безопасной глубине.

Оставив вахтенного у перископа, я направился к себе в каюту, чтобы прилечь и отдохнуть.

– Товарищ командир, - Дедков подал мне радиограмму, - принят старый "В последний час"...

– Что это значит?

– Это было три дня тому назад, но мы только сегодня приняли...

"Удар по группе немецко-фашистских войск в районе Владикавказа (гор. Орджоникидзе), - прочитал я текст сообщения.
– Многодневные бои на подступах к Владикавказу (г. Орджоникидзе) закончились поражением немцев..."

"Это, видимо, начался общий разгром фашистов по всему фронту", - подумал я и спросил у Дедкова:

– О боях под Сталинградом уточнили текст сообщения?

– Вот, - Дедков протянул второй лист бумаги, исписанный с обеих сторон, здесь указаны в основном потери фашистов...

И действительно, уточнение текста касалось главным образом разгромленных частей, пленных и захваченных нашими войсками трофеев.

– Обе радиограммы объявить по отсекам, а редактору боевого листка посоветуйте использовать эти цифры.

– Есть, товарищ командир!
– и Дедков побежал в центральный пост.

Как ни устал я, простояв всю ночь на мостике, я так и не сомкнул глаз. Пролежав около получаса, я поднялся и пошел по отсекам. Возбуждены были и остальные мои боевые товарищи. Ни в одном отсеке я не нашел отдыхавших людей. Все по-прежнему оживленно комментировали известия о новых поражениях немецко-фашистских войск.

– Я на вашем месте все же отдыхал бы, - сказал я торпедистам, но слова мои прозвучали не очень убедительно.

– Не можем, товарищ командир, - виновато ответил Терлецкий, - такой радостной новости я, кажется, за всю жизнь еще ни разу не получал, как... вот сегодня... Где там спать, когда душа... танцует...
– Эх, были бы еще у нас торпеды, товарищ командир, сейчас бы самое время вернуться обратно на позицию, - мечтательно произнес Свиридов, - а то армия наступает, а мы... домой...