В битвах под водой
Шрифт:
– Товарищ мичман, - обратился к Халилову кок, сильно хлопнув переборочной дверью при входе в отсек, - прошу выделить двух человек на чистку картошки.
– Ты что стучишь дверьми? Нервишки, что ли, расшатались? Не видишь, командир спит.
– Виноват!
– кок перешел на шепот.
– Забылся, на камбузе жарко...
– То-то я вижу, что жарко: у тебя мозги расширились.
– Халилов снова рассмешил матросов.
– Трапезников, Свиридов, на картошку, быстро!
Кто-то прыснул, наступила пауза, которую
– Грачев! Иди и ты с ними. Втроем быстрее справитесь. Много смеешься, поработай малость.
– Хорошо с нашим боцманом: поговоришь с ним по душам, глядишь - и работка какая-нибудь найдется, - бросил Трапезников, выходя из отсека вместе со своими товарищами.
– Матросу нельзя скучать, - назидательно отозвался Халилов, довольный своей остротой.
– Работайте, чтобы кок был доволен. Я приду посмотрю.
Через несколько минут он действительно вышел из отсека.
– Шутки шутками, а Паша прав. Да и боцман тоже прав, конечно, философствовал кто-то из отдыхавших в отсеке, - уже одиннадцатые сутки... И никого. Страсть надоели эти выходы в атаку по... луне. Паша об этом и говорил, но боцман...
С целью тренировки экипажа ежедневно, обычно под вечер, проводились учебные атаки. При этом игралась боевая тревога, подводная лодка маневрировала на различных ходах, оружие и механизмы готовились к бою. Естественно, такие тренировки, прозванные матросами "атаками по луне", приносили пользу. Однако за десятидневное безрезультатное маневрирование на позиции они изрядно всем надоели. Люди рвались в бой, а им вместо этого приходилось довольствоваться... "атакой по луне".
Разговор, начатый матросом, никто не поддержал. В отсеке воцарилась тишина.
Сладкие минуты долгожданного отдыха были недолгими. По переговорной трубе я услышал слова вахтенного офицера: "Командира корабля прошу в боевую рубку!"
Как бы изысканно вежливо и спокойно ни произносил вахтенный эти слова, они заставляли меня забывать обо всем. Я бежал в боевую рубку и припадал к окуляру.
Этот миг всегда волновал подводников. Сам перископ казался им магическим прибором, от которого зависели все наши дальнейшие действия. Каждый гадал: либо найден противник, либо вахтенный просто решил потревожить командира.
На этот раз повод был весьма серьезный: из-за горизонта показалась корабельная труба, над которой вился серый дымок. Мачт не было видно.
– Боевая тревога! Торпедная атака!
– скомандовал я.
Мой помощник нажал кнопку. По отсекам зазвенели колокола громкого боя. Через несколько секунд в переговорные трубы полетели доклады с боевых постов о готовности к атаке.
Мы стремительно шли навстречу фашистским судам. Когда расстояние между нами уменьшилось, я определил, что конвой состоит из двух больших транспортов, четырех катеров - охотников за подводными лодками, двух самоходных барж и двух торпедных
Конвой шел вблизи берега. Суда охранения располагались со стороны моря, по дуге. Это затрудняло нам атаку. Транспорты, несомненно, везли боеприпасы и технику, предназначенную для уничтожения советских людей. Надо было во что бы то ни стало уничтожить этот груз.
– Торпедные аппараты к выстрелу изготовлены!
– доложили из первого отсека.
Было решено произвести атаку с короткой дистанции, предварительно прорвав кольцо охранения. Для этого нужно было, чтобы гидроакустические приборы охотников не обнаружили нас и не началась бомбежка еще до того, как мы выпустим торпеды.
Все издающие шум механизмы были остановлены, моторы работали на малом ходу. Подводникам было приказано слушать забортные шумы и докладывать о них в центральный пост.
Торпедная атака, даже учебная, требует большого напряжения сил. Ведь именно торпедная атака подводит итоги громадной работы большого коллектива. В военное время ответственность подводников усугубляется. Каждая неудачная атака - это не только напрасная трата дорогостоящих торпед, но и поражение для всего экипажа, поражение, которое приводило к тому, что враг получал новые подкрепления на сухопутном фронте.
– Слева к траверзу приближается охотник, - четко, не повышая голоса, но с заметным волнением доложил гидроакустик, - пеленг не меняется.
Если пеленг не меняется, это значит, что катер пройдет точно над лодкой и не атакует ее. Однако люди, не знакомые с тонкостями правил маневрирования, в таких случаях обыкновенно думают, что охотник выходит в атаку. Чтобы избежать лишних волнений, я поспешил пояснить:
– Если пеленг не меняется, значит, все в порядке. Для выхода в атаку пеленг должен идти слегка на нос!
Только я произнес эти слова, как над лодкой зашуршали винты катера-охотника.
Мое внимание привлек Трапезников. Лицо у него было бледное, лоб покрылся крупными каплями пота. Было видно, что он растерялся. Но глаза у матроса блестели. В них даже можно было прочесть какое-то торжество.
– Испугались?
– спросил я.
– Вид у вас болезненный.
– Не так, чтобы очень, товарищ командир, но... как... как и все, товарищ командир!
Это был честный ответ, и он был встречен одобрительными улыбками подводников.
– Время вышло!
– доложил помощник.
– Всплывать на перископную глубину!
– скомандовал я, приготовившись к подъему перископа.
Подъем перископа показал удачный ход маневрирования. Прорыв охранения прошел хорошо. Мы всплыли в заданной точке внутри конвоя - огромный транспорт подходил к "кресту нитей", можно сказать, шел прямо к своей гибели. Теперь его ничто не могло спасти, даже обнаружение нашей подводной лодки и немедленный выход в атаку против нее всех катеров конвоя.