В битве с исходом сомнительным
Шрифт:
– Ты не даешь мне такой возможности.
– Правда твоя: не даю. Вот теперь скажи. У меня все бедный Джой из головы не идет и как застрелили его. Ума в нем было не так уж много, зато и страха совсем не было.
– Хороший он был парень, коротышка этот, – сказал Джим.
– Помнишь, как он говорил? Никто не заставит меня перестать называть этих сукиных детей сукиными детьми! Желал бы и я никогда не терять такой ясности чувств.
– Кусок жареной свинины тут может быть в помощь.
– Ей-богу, ты прав! С утра я, считай, крошки во
На дороге показался, медленно приблизился и встал возле ряда машин длинный автофургон. Из кабины выпрыгнул и направился к лагерю суетливый небольшого роста мужчина.
– Кто здесь главный? – строго спросил он Мака.
– Дейкин. Он вон в той большой палатке.
– Прекрасно. Я коронер. Я за телом приехал.
– А где же ваш телохранитель? – спросил Мак.
– Какой еще телохранитель? Я коронер! – отчетливо бросил мужчина. – Где труп?
– В большой палатке. Готовенький. Вас ждет.
– Так бы сразу и сказал!
И он удалился, пыша гордостью, как паровоз.
Мак вздохнул.
– Счастье еще, что таких, как он, среди наших противников не так уж много. Этот малыш не из робкого десятка. Приехал один. Он тоже вроде Джоя.
И они направились к печкам. По пути им встретились двое, несшие тело Джоя. За ними суетливо поспевал коронер.
Люди отходили от кухни, неся в руках жирные куски жареной свинины. Они вытирали губы рукавом. На печках шипели куски мяса.
– Господи, что за чудный аромат! – воскликнул Мак. – Давай-ка себе свининки возьмем. Я голоден как волк.
Повара выдали им неровно нарезанные, плохо прожаренные куски, и они отошли, на ходу вгрызаясь в нежное мясо.
– Ешь только снаружи, – предупредил Мак. – Док не разрешает есть сырую свинину. Будут есть – заболеют.
– Люди оголодали, ждать не могут, – возразил Джим.
Глава 10
Людей охватила апатия. Они сидели, уставившись в одну точку, глядя прямо перед собой. Казалось, у них нет сил даже на разговоры, и женщины, находившиеся среди них, тоже выглядели хмурыми, недовольными, понурыми. В них чувствовались безразличие и усталость. Они задумчиво жевали мясо, а покончив с едой, вытирали руки об одежду. Все вокруг дышало апатией и недовольством.
Мак, проходя с Джимом по лагерю, чем дальше, тем больше чувствовал раздражение и досаду.
– Их надо занять делом, – сетовал он. – Все равно каким. Нельзя позволять им сидеть вот так. Мы утратили контроль над ситуацией. Господи, да что с ними происходит? Человека убили утром, это должно было их всколыхнуть, взбудоражить, и надолго. А сейчас только-только полдень минул, а они уже все выдохлись. Надо дать им что-то делать. Погляди только в эти глаза, Джим.
– Они никуда не смотрят. Просто уставились в пространство.
– Да, люди заняты мыслями о себе. Каждый вспоминает собственные обиды и сколько сумел заработать в войну. В точности как Андерсон! Каждый сам по себе.
– Так
– Не знаю. Честное слово, впору заставить их траншею рыть. Пусть бы они толкали совместно что-нибудь, или поднимали, или шли куда-нибудь в одном направлении – что, куда, не имеет значения, черт возьми! Если мы не расшевелим их, они начнут драться друг с другом. Злобиться начнут, и очень скоро.
Лондон, проходя мимо, поймал последние слова.
– Кто начнет злобиться?
Мак обернулся:
– Привет, Лондон. Это мы про наших парней говорим. Совсем они обмякли.
– Знаю. Слишком долго я среди сезонников, чтоб не заметить.
– Я говорил, что, если не занять их работой, они между собой драться начнут.
– Уже начали. У тех, кого мы утром в лагере оставили, конфликт вышел. Один из парней вздумал приставать к женщине другого. Ну а первый его ножницами пырнул. Док ему рану перевязал. Не то мог бы кровью истечь, я так думаю.
– Видишь, Джим? Говорил я тебе! Послушай, Лондон. Дейкин злится на меня. И что бы я ни сказал, мимо ушей пропускает, а вот тебя бы он послушал. Надо расшевелить парней, пока большой беды не случилось. Пусть маршируют, ходят на кругу, пусть яму копают, а потом засыпают обратно землей. Что именно делать – не важно.
– Понимаю. Как насчет пикетов?
– Шикарная идея, только, по-моему, нигде работа пока не началась.
– Какая разница, если можно заставить парней задницы свои поднять!
– Ты голова, Лондон. Постарайся так, чтобы Дейкин организовал группы, человек по пятьдесят, и разослал их в разные стороны. Пусть патрулируют дороги, и, если заметят, что где-то яблоки собирают, пускай вмешаются и воспрепятствуют этому.
– Хорошо. Я, конечно, постараюсь.
И Лондон направился к палатке Дейкина.
– Мак, – начал Джим, – ты сказал, что я мог бы присоединиться к пикетчикам.
– А вот я бы предпочел, чтобы ты оставался со мной рядом.
– Но мне так хочется туда, Мак.
– Ладно. Пойдешь с какой-нибудь из групп. Но держись поближе к остальным, Джим. Нас ведь взяли на заметку, и ты это знаешь. Не дай им схватить тебя.
Они увидели выходящих из палатки Дейкина и Лондона. Лондон что-то горячо говорил. Мак сказал:
– Знаешь, по-моему, мы сделали ошибку, когда привлекли Дейкина. Уж слишком он печется о своем грузовике, палатке своей, своих детишках. Осторожничает слишком. Вот Лондон, тот был бы в самый раз. Ему-то терять нечего. Интересно, нельзя ли подтолкнуть парней к тому, чтоб они вышибли Дейкина с его поста, а на его место поставили Лондона? У Дейкина имущества очень уж много. Видал его складную печку? Он и не ест вместе с остальными. Возможно, нам следует начинать действовать – попробовать заменить его Лондоном. Мне Дейкин нравился своим хладнокровием, но уж слишком он хладнокровен. Нам требуется кто-то, способный немножко взбодрить людей.