В бухте Отрада (рассказы)
Шрифт:
– Спасибо, родимый, - услышал он хриплый голос.
– Выгружайся скорее и выходи, - сказал Шварц матросу и вышел на двор. От непривычки к дурному воздуху его мутило.
Круглов, опорожнив котелок и карманы, последовал за ним. Радуясь, он благодарно смотрел на офицера, а тот, выйдя на улицу, заговорил просто:
– За доброту твою - хвалю. Молодец!
– Рад стараться, ваше высокобродье!
Офицер сделал серьезное лицо.
– Подожди стараться! Слушай дальше! А за то, что нарушил закон...
Он затруднялся, какое
– Да, вот как...
– идя рядом с матросом, удивлялся он сам себе.
Простить матроса совсем он тоже не мог: против этого протестовало все его существо.
– Э, черт возьми!
– досадливо выругался он, а Круглов, не расслыхав, спросил:
– Чего изволите, ваше высокобродье?
– А вот что изволю... За нарушение закона ты должен... должен...
И опять не поворачивался язык произнести нужные строгие слова. Мозг озарился мыслью, что, быть может, во всем мире нашелся один лишь человек, этот нескладный матрос, который пожалел старуху, умирающую в чужом доме, среди чужих людей.
Круглов робко косился на офицера, не понимая его волнения.
На дворе экипажа, против канцелярии, Шварц, все еще колеблясь, приказал идти матросу в роту и, когда тот отошел от него, крикнул вслед:
– Слушай! На двое суток в карцер пойдешь!
– Есть, ваше высокобродье!
– бойко ответил матрос.
Они разошлись оба довольные.
ШАЛЫЙ
I
После обеда в сопровождении квартирмейстера явился он на канонерскую лодку "Залетную", стоявшую на малом рейде, и сразу же обратил на себя внимание всей команды.
Матросы только что кончили отдых и, залитые жгучими лучами весеннего солнца, перевалившего за полдень, распивали чай. В прозрачной синеве неба кое-где дремали белоснежные облака. Море, спокойное вдали, лениво плескалось и притворно ласково терлось о железо бортов судна. По рейду, разводя волну, проходили портовые буксиры, легко скользили ялики и шлюпки. Слышались гудки пароходов, выкрики людей, свистки капралов.
В ожидании старшего офицера, которому отправили препроводительный пакет, прибывший матрос, согнув в коленях ноги, опустив, как плети, длинные руки, стоял на шканцах, мрачный, неряшливо одетый в поношенное казенное платье. Был он худ, но широк костью и жилист, с плоским, как доска, смуглым лицом, на котором вместо бороды несуразно торчали два ненужных клока вьющихся волос, точно нарочно приклеенных к крупному подбородку. Голова, с которой съехала на затылок фуражка, обнажив покатый лоб, немного склонилась к правому плечу, а черные с вывороченными веками глаза, глубоко засевшие в орбитах, неподвижно глядели куда-то в сторону, широко раскрытые и мутные, точно у безумного.
Подошел
– Что за чучело такое?
Матрос передвинул ноги, поднял правую руку к фуражке и, отдавая честь, молча уставился на старшего офицера, а тот, заглядывая в бумагу, начал спрашивать:
– Как фамилия?
– Матвей Зудин, - лениво цедил сквозь зубы матрос.
– В тюрьме сидел?
– Так точно, ваше бродье.
– За что?
– Не могу знать.
– Э, да ты, я вижу, гусь лапчатый...
– Никак нет - я матрос Зудин.
– Молчать!
Филатов пытливо заглянул матросу в глаза и отступил шаг назад.
– За оскорбление начальства сидел в тюрьме?
– Никак нет.
– Врешь!
Зудин задвигал широкими скулами.
– Я никогда не вру...
– Отвечать не умеешь! Я тебя проберу!.. Пошел!
Зудин взял свой чемодан и направился к носу, ни на кого не глядя, переваливаясь с боку на бок, шаркая по палубе большими порыжелыми сапогами.
Старший офицер, спускаясь с верхней палубы, крикнул:
– Рассыльный, позвать боцмана!
А в кают-компании, усевшись за стол, жаловался офицерам:
– Возмутительно! Присылают на корабль всякую дрянь. Сейчас прибыл матрос. Оказывается, в тюрьме сидел, дуролом, с идиотскими глазами. Ну что я буду с ним делать?..
– Мне кажется, давно бы пора упразднить эту дурную привычку во флоте: списывать с берега на суда плохих матросов, - вставил ревизор, обводя всех глазами.
Поддакнули и другие офицеры.
А когда в кают-компанию, держа в левой руке фуражку, вошел боцман Задвижкин, небольшой человек с желтыми плутоватыми глазами, с белокурой бородкой на продолговатом лице, старший офицер, повернувшись к нему вполоборота, заговорил:
– Вот что, боцман, к нам на судно прислали пародию на матроса... Впрочем, ты этого не понимаешь... К нам заявился шут гороховый - грязный, как черт, разговаривать с начальством не умеет, никакой военной выправки в нем нет, да притом еще арестант. Твоя задача - сделать из него настоящего матроса. Понял?
– Так точно, ваше высокоблагородие!
– почтительно отчеканил боцман. Не извольте беспокоиться. Недельки через две-три он у меня по канату будет ходить не хуже всякого акробата...
– А пока назначь его за уборными смотреть. Ступай.
– Есть, ваше высокоблагородие!
– ответил Задвижкин и, повернувшись, легкой походкой, точно танцор, вышел из кают-компании.
Зудин в это время, расположившись на рундуках, находящихся в передней части судна, для чего-то выкладывал из парусинового чемодана свои вещи. Около него толпились матросы, но он будто не замечал их, занимаясь своим делом и ничего не отвечая на задаваемые ему вопросы.
– А, ты здесь, перец, - подойдя к Зудину, сказал боцман, перед которым почтительно расступились матросы.