В Бюллербю всегда весело
Шрифт:
Лассе высунул голову и огляделся. Он решил пробраться к камню, на котором сидели Боссе, Бритта и Анна. Но этого делать не следовало. Увидев Лассе, Ульрик радостно подпрыгнул и кинулся на него. Лассе бросился наутёк, а мы заорали во всё горло. Нам было очень страшно. Лассе мчался среди можжевельника, а Ульрик преследовал его по пятам.
— Быстрее, Лассе! Быстрее! Спасайся! — кричала Анна.
— Я не могу быстрее! — отвечал Лассе.
Ульрик сбил Лассе с ног. Тут мы все издали такой первобытный вой, что Ульрик в страхе остановился. Лассе вскочил и побежал дальше. Ульрик
На острове есть старый сеновал. У него прохудилась крыша, и теперь им не пользуются. Двери сеновала были распахнуты. Лассе влетел внутрь, Ульрик — за ним. Я заревела:
— Ой, Ульрик забодает Лассе насмерть!
Но вскоре мы увидели, как Лассе, целый и невредимый, вылез через дырку на крышу. Он спрыгнул вниз и быстро запер двери сеновала. Ульрик остался внутри. Лассе раскланялся и сказал:
— Пожалуйста, зубр пойман!
Мы спустились на землю. А потом забрались на крышу сарая и сквозь щели заглянули внутрь. Боссе даже плюнул на Ульрика и сказал:
— Горе тебе, несчастный!
А я подумала: «Хоть бы мой Понтий не вырос таким злющим, как этот Ульрик!»
Мы собрались ехать домой. Лассе велел нам сесть в лодку и быть наготове, а сам пошёл к сеновалу выпускать Ульрика. Он должен был успеть открыть двери, вернуться на берег и сесть в лодку, прежде чем Ульрик сообразит, что он свободен.
— Хоть Ульрик и зол, как сто чертей, он непременно сдохнет от голода, если оставить его взаперти, — сказал Лассе.
Мы так и сделали. Мы всегда делаем всё, что говорит Лассе.
Когда мы плыли по озеру, Ульрик стоял а берегу и смотрел на нас с таким видом, будто очень жалел, что мы уплываем.
— Ну как, умею я ловить зубров или нет? — спросил Лассе. — Могу ещё одного поймать, если надо.
Но нам больше не хотелось охотиться на зубров. Мы очень устали и проголодались.
— Надо спросить, может, у нашей мамы тоже найдётся мясной рулет, — сказал Боссе.
Иванов день
Наверно, Анна всё-таки права, считая, что веселее всего нам живётся летом. Хотя я люблю ходить в школу, и, когда учительница прощалась с нами перед каникулами, я чуть не заплакала, зная, что теперь очень долго её не увижу. Но начались каникулы, и я всё-таки её забыла.
В первый же вечер каникул мы обычно ходим на озеро Бритты и Анны удить рыбу. Рыбалка — это самое летнее занятие, и ничто не может с этим сравниться. Мы делаем себе удочки из длинных веток орешника. А вот леска, поплавки, грузила и крючки у нас настоящие, их мы покупаем в лавке в Большой деревне.
Лассе называет этот вечер Вечером Большой Рыбалки. На озере есть одна подходящая скала, с которой мы обычно удим. Она называется Окунёвой скалой. Окунёвая она потому, говорит Анна, что мы с неё ни разу не поймали ни одного окунька. Зато нас искусали комары. Правда, Боссе всё-таки поймал там недавно большого окуня, а Бритта двух маленьких плотвичек.
После рыбалки мы с Анной сидели у нас на кухонном крыльце и расчёсывали комариные укусы. На правой ноге у меня было четырнадцать укусов, а на левой — пять. А у
— Это всё равно, что задачка по арифметике, — сказала Анна. — Надо записать её для нашей учительницы. «Если у Лизы на одной ноге четырнадцать комариных укусов, а на другой пять, а у Анны по девять на каждой ноге, у кого из них больше укусов и сколько укусов было всего?»
Но тут мы вспомнили, что у нас уже начались каникулы и заниматься на каникулах арифметикой глупо. Поэтому мы просто чесали свои укусы, пока не пришло время ложиться спать. Я обожаю летние каникулы!
А теперь я расскажу вам, как мы праздновали Иванов день, первый летний праздник. На лугу был установлен высокий купальский шест. Его наряжали сообща все жители Бюллербю. Сперва мы поехали на телеге далеко в лес и нарезали там много-много веток. Папа правил лошадью, и даже Черстин ездила с нами. Улле дал ей в руки веточку, и она размахивала ею, а Улле пел старинную песню:
В золотой коляске По дороге тряской Едет крошка Черстин. Держит кнутик золотой, Всем кивает головой Наша крошка Черстин.Вообще-то пели мы все, каждый своё. Агда пела такую песню:
Настало лето, Сверкает солнце И пахнут цветы на лугу!А Лассе пел так:
Настало лето, Сверкает солнце И пахнет навоз на лугу!И он был прав. На лугу и в самом деле пахло навозом, но ведь петь об этом не обязательно.
Потом мы с Бриттой, Анной и Агдой наломали сирени, что растёт за нашим дровяным сараем, и отнесли её на луг. Там уже был приготовлен шест. Мы обвили его ветками и повесили на него два больших венка сирени. Шест установили на лугу, и вечером все танцевали вокруг него. Дядя Эрик замечательно играет на гармошке. Он играл разные танцы, а мы танцевали. Все, кроме дедушки и Черстин. Дедушка сидел на стуле и слушал музыку. Сначала он держал Черстин на коленях, но она дёргала его за бороду, и потому дядя Нильс посадил её к себе на плечи и стал танцевать вместе с нею. А дедушка не мог танцевать, но мне показалось, что он не очень огорчился из-за этого. Он только сказал:
— О-хо-хо! А ведь когда-то и я танцевал вокруг купальского шеста!
Потом мы все на лугу пили кофе, который приготовили наши мамы, и ели плюшки и печенье. Дедушка выпил целых три чашки кофе, потому что кофе он любит больше всего на свете.
— Без кофе я жить не могу, — всегда говорит он.
А вот я кофе совсем не люблю. Но когда пьёшь его на зелёном лугу в Иванов день, он мне кажется даже вкусным.
Мы пили кофе, а в лесу заливалась какая-то птица. Боссе сказал, что это чёрный дрозд. Мне очень нравится, как поёт дрозд.