В Бюллербю всегда весело
Шрифт:
— Ничего у неё не болит! — сердито сказала Анна. — Ни живот, ни голова! Идём!
Мы закрыли дверь, уселись за стол, и от крика Черстин нас снова начал прошибать холодный пот. Но неожиданно в комнате Черстин воцарилась тишина.
— Ой, как хорошо! — сказала я. — Наконец-то она уснула.
Мы вытащили лото и стали играть.
— Детей нужно всегда держать в постели, хоть будешь знать, где они находятся, — сказала Анна.
В ту же минуту мы услышали какие-то подозрительные звуки. Такими звуками маленькие дети обычно
— Ну это уж слишком! — воскликнула я. — Неужели она ещё не спит?
Мы подкрались к двери и заглянули в замочную скважину. Кроватку мы увидели, но Черстин в ней не было. Мы влетели в комнату. Угадайте, где мы нашли Черстин? Она сидела в камине, который был недавно вычищен и побелен. Но после того как в него забралась Черстин, он был уже не белый, а чёрный. В руках у неё была банка с гуталином. Черстин вымазалась гуталином с головы до ног. Волосы, лицо, руки и ноги у неё были чёрные, как у негра. Наверно, дядя Нильс забыл перед отъездом закрыть банку.
— Эй! Эй! — крикнула Черстин, увидев нас.
— А что пишут в газетах, бить детей можно? — спросила я.
— Не помню, — ответила Анна. — Мне уже наплевать, как надо обращаться с детьми.
Черстин вылезла из камина, подошла к нам и хотела погладить Анну. Анна заорала во всё горло:
— Не смей меня трогать, негодница!
Но Черстин не желала слушаться. Она стала хватать Анну руками. И хотя Анна пыталась увернуться, лицо у неё всё-таки оказалось в гуталине. Я засмеялась так же, как смеялась Анна, когда мне в глаза попал шпинат.
— Тётя Лиза подумает, что мы променяли Черстин на негритёнка, — сказала я, вдоволь насмеявшись.
Мы не знали, как лучше смыть гуталин с Черстин, и решили спросить у Бритты. Так как Анна всё равно уже была грязная, она осталась с Черстин, а я побежала к Бритте, которая была простужена и лежала в постели. Когда я рассказала Бритте, что случилось, она сказала:
— Ду и дяди!
Она хотела сказать «Ну и няни!», но из-за насморка у неё получилось «Ду и дяди!» Потом Бритта отвернулась к стене и сказала, что она больна и не обязана знать, как смывают гуталин.
Тем временем Улле пришёл из хлева и страшно разозлился, когда увидел чёрную Черстин.
— Вы что, с ума сошли? — закричал он. — Зачем вы её выкрасили в чёрный цвет?
Мы пытались ему объяснить, что мы её не красили, он нас и слушать не хотел. Он сказал, что нужно издать закон, который запрещал бы таким, как мы, ухаживать за детьми. И ещё он сказал, чтобы впредь мы упражнялись на каком-нибудь другом ребёнке.
Но всё-таки мы втроём согрели котёл воды и вынесли его на лужайку. Потом мы вывели туда Черстин. От её ножек на полу остались маленькие чёрные следы. Мы посадили Черстин в лохань и намылили её с головы до ног. И мыло, конечно, попало ей в глаза. Тут же Черстин завизжала так, что даже Лассе и Боссе прибежали узнать, не режем ли мы поросёнка.
— Нет, —
Добела Черстин так и не отмылась. Когда мы её вытерли, она была вся серенькая. Но ей было весело. Серая Черстин бегала по лужайке, кричала «Эй! Эй!» и смеялась так, что были видны все её зубки-рисинки. А Улле с умилением смотрел на неё.
— Какая она всё-таки хорошенькая! — сказал он.
Мы решили, что со временем гуталин сотрётся с Черстин, и она снова станет розовой. Но Лассе сказал, что это будет только к зиме.
После купания Улле сам уложил Черстин спать. Представьте себе, она даже не пискнула, а засунула палец в рот и тут же уснула.
— Учитесь, как надо обращаться с детьми! — гордо сказал Улле и ушёл кормить поросят.
А мы с Анной сели на крылечко отдохнуть.
— Бедная тётя Лиза, ведь она каждый день так мучается, — сказала я.
— Знаешь, по-моему, в газетах пишут неправду, — сказала Анна. — Маленьким детям безразлично, как с ними разговаривают. Они всё равно делают что хотят.
Мы помолчали.
— Анна, а ты станешь няней, когда вырастешь? — спросила я.
— Может быть, — ответила Анна, подумав, потом посмотрела на крышу сеновала и добавила: — Но это ещё не точно.
На лесном озере
Далеко в лесу есть озеро, оно так и называется — Лесное. В Лесном озере нельзя купаться, потому что в нём много тины. Зато там можно ловить раков. А раков там видимо-невидимо! Лассе утверждает, что в Швеции нет другого озера, в котором было бы столько раков.
Анна иногда говорит мне:
— Бедненькая ты, Лиза! У тебя нет своего озера, а у меня есть!
Но я отвечаю:
— И у меня тоже есть озеро. Лесное!
— Ха-ха-ха! — смеётся Анна. — Но ведь оно не только твоё! Оно принадлежит всем в Бюллербю. Значит, оно такое же моё, как твоё. Ха-ха-ха! Значит, у меня целых два озера!
Тогда я обижаюсь на Анну, и в этот день мы с ней больше не играем. Но на следующий день мы договариваемся, что безразлично, кому принадлежат озёра — всё равно мы все купаемся в озере Бритты и Анны и все ловим раков в Лесном. Никто, кроме нас, жителей Бюллербю, не смеет ловить там раков, и, по-моему, это очень правильно.
Раков начинают ловить только в августе. Мы всегда с нетерпением ждём этого дня, почти как сочельника, потому что мы все, кроме Черстин, конечно, отправляемся вместе с папами на Лесное озеро ловить раков. С вечера мы ставим на озере ловушки, потом строим в лесу шалаши, ночуем в них, а на заре осматриваем ловушки. Ночёвка в лесу — это и есть самое интересное! Лесное озеро далеко от Бюллербю, и нет смысла возвращаться домой на несколько часов. Так говорит наш папа. Нам повезло, что Лесное далеко от Бюллербю. Иначе мама заставляла бы нас возвращаться домой и спать в кроватях.