В целом мире нет места для тебя
Шрифт:
— А кому не надо. — буркнул парень и переступил с ноги на ногу. — проблема в том, что я тоже в этом подъезде живу, а вон там паркуюсь.
Он махнул рукой в середину двора.
— Так что другой дорогой вряд ли получится. Хотя я могу ездить кругом вокруг двора. — объявил он и неожиданно улыбнулся. На щеках обозначились ямочки, превращая вполне заурядное лицо в безумно обаятельное, хотя я вообще к ямочкам неравнодушна, могу быть слишком пристрастна.
Я моргнула и сосредоточилась на человеке передо мной, внезапно забыв, зачем, собственно, я стою.
— Все ясно, я так и подумала,
Стоило отойти на пару метров, как он окликнул меня. По-простецки, громким «Эй»!
Я обернулась — он догонял меня, засунув руки поглубже в карманы. Кожаная куртка наверняка удобна для катаний за рулем большой и красивой машины, но точно не для пробежек в минус пятнадцать.
— После какого наезда мы сможем перейти на «ты»? — деловито уточнил он, остановившись напротив. — Может, второго достаточно, нет?
— Это вы ради этого бежали? — удивилась я. — Мне без разницы, я со всеми на вы, и с вами буду…
— Вообще я хотел спросить, что такого было два-три дня назад, но, пока бежал, понял, что это уж слишком нагло. — обстоятельно объяснил он и поежился.
Я молча пожала плечами и пошла наконец к магазину. Второй раз останавливать меня он не стал.
Глава 4
Глава 4.
Понедельник наступил как-то слишком быстро. Вообще все дни, когда «завтра уже на работу» наступают стремительно. Казалось бы, разве что-то может испортить этот день еще немного сильнее?
Еще как может. На это намекало имя, светившееся на экране. Сначала я решила притвориться, что ничего не слышу, но вещи ему все-таки придется забирать, мне-то они зачем? Раньше начнем, раньше закончим, или как-то так.
В общем, трубку я взяла.
— Алло. — выдохнула я в динамик, и неожиданно накатила такая тоска, что пришлось вцепляться зубами в палец. Возможно, это последний наш разговор, и никакого хода назад уже не будет.
— Привет. — интонация была какая-то…вальяжная? Словно он там на диване валялся, а вокруг всякие темноволосые гурии…
Стоп фантазия, стоп. Не то время, не то место.
Я зажмурилась вдобавок к закушенному пальцу.
— Ты сегодня дома? — продолжала вещать трубка, не подозревая о моих мучениях. — Я ботинки вторые забыл и шарф. Сегодня зайду?
— Да, конечно. — пробормотала я. Даже на мой непритязательный вкус — слишком тихо и жалко. — Заходи. Только после обеда, я…занята.
Мне же к врачу сегодня.
Голос рассыпался дробью гудков.
До больницы было недолго ехать, но долго идти, и все это время в моей голове метались мысли о Вадиме. Что он сейчас думает? Осознал ли, что его измена была ошибкой, или, что скорее всего, понял, что ошибкой был наш брак?
От жалости к себе сводило скулы. Ну да, это я умею просто отлично — жалеть себя…
Пошатывало меня до сих пор весьма внушительно, поэтому очередь из трех человек, сидящих в коридоре, пошептались о чем-то и пропустили меня вперед.
Домой я приехала через несколько часов, скомкав в кармане рецепт до нечитаемого
Все мои последующие метания нельзя объяснить с точки зрения нормальной человеческой логики. А вот с точки зрения женской и ненормальной очень даже можно.
Сначала я понеслась мыть голову. Пока мочила волосы под краном, облилась вся, содрала одежду и влезла в душ. Минут двадцать мылась всем подряд, старательно отгоняя мысли о том, как же меня скрутит после этой помывки, да на возможную температуру.
Потом сушила рыжие кудряшки феном, мазала синяки под глазами тоналкой, кремом пыталась привести в чувство растрескавшиеся губы…
Я просто не имела никакого морального права показать ему, что мне плохо. Нет. На войне все средства хороши, меня предали, выбрали другую — так пусть не надеется увидеть хоть что-то из разряда «ой, как хорошо, что это чудище больше не моя жена». Хватит культивировать в себе жалость к себе и к нему.
Он не пришел. Конечно.
Я просидела до десяти часов, подкрашенная, старательно тараща подведенные глаза — температура-таки поднялась, веки, казалось, опухали все сильнее и сильнее, одетая в самый симпатичный свой костюм с юбкой. Осознавая, что дело даже не в том, что я стараюсь ради предателя, сколько в том, насколько глупо выглядит то, что я сижу дома в лучшей одежде — совершенно случайно, разумеется.
В десять я выдохнула, смыла макияж, и, повинуясь какому-то до сих пор неведомому желанию, наскоро оделась и спустилась на улицу.
Морозный воздух отрезвил, я остановилась посреди двора, раздумывая, куда бы пройтись, чтобы и голову проветрить, и на неприятности не нарваться. Мало ли кому придет в голову прогуляться одновременно со мной.
В трех остановках от моего дома был новый микрорайон, стоящий на берегу реки — точнее, река образовывала там небольшую заводь, перекрытая длинным островом. На него вели несколько мостов, и, само собой, этот заросший и малопроходимый островок был одним из самых глухих мест в городе. Зато набережная вдоль микрорайона неплохо освещена, заполнена гуляющими…
Туда я и пошла. Снег хрустел под подошвами ботинок, мерцал отраженным светом фонарей и голубоватых неоновых узоров на углах дома. С каждым шагом голова блаженно пустела, кипящая каша из кучи чувств и мыслей медленно растворялась — от разочарования, что он не пришел, до счастья — по той же причине, от ощущения какого-то поруганного ожидания до внезапного полного покоя. Так же я чувствовала себя всего один раз, этим летом.
Мы были на соленом озере, настолько соленом, что губы невыносимо горели даже без прикосновения к этой воде, как будто даже воздух вблизи был насыщен солью. Небо было затянуто плотными тучами, вода почти не ощущалась ни по плотности, ни по температуре, озеро было большим, но мелким — я легла на спину и раскинула руки. Колени тут же всплыли из воды, как два буйка. Я дрейфовала, глядя в серое, бесконечное небо, и казалось, что больше нет ничего — только тучи и ощущение невесомости. Даже меня уже не было там, просто какой-то безмолвный наблюдатель, застрявший между землей и небом.