В час по Гринвичу
Шрифт:
– Пожалуйста!
Саша первым нырнул в просторное кимоно. Схватил меч, надвинул маску. Вскоре он уже вошел в круг сражающихся, выбрал первого соперника и закричал, как и все. Он смешался с японскими фехтовальщиками. Лишь по стоптанным тяжелым башмакам Илья и Дик различали его. Саша оказался понятливым учеником, и его манера вести бой вызывала звуки одобрения даже у Мацумото, а тот был строгим учителем.
– Настоящий самурай!
– произнес в конце концов японец, выразив тем самым высокую похвалу. Что же касается американца, так тот беспрестанно свистел от удовольствия и восторга, глядя, как лихо Саша рассекает воздух мечом, похожим на весло.
– О'кей, русский!
– Дик больно хлопнул по
– И зачем вы поторопились уехать из Японии? Блестящая спортивная карьера ожидала вас там...
Это было сказано, конечно, в шутку. Но Илья вдруг почему-то сник, съежился. Погасли веселые огоньки в его черных живых глазах. "Поторопились уехать?! Может быть, он и прав. И в самом деле придется вернуться - ведь нет у нас ста долларов на брата..." - вновь с грустью подумал Бромберг. И театральный треск бутафорских мечей его больше не веселил, и яркие краски костюмов для него померкли.
* * *
Сорок дней и ночей мучений: серые стены тесной каюты, изматывающая душу бортовая качка и вода, вода, вода... Им нестерпимо хотелось на твердую землю. Просто встать двумя ногами, оглядеться и двинуться в любую сторону, куда глаза глядят, а не туда, куда указывают корабельные таблички да жесты вахтенных. Хотелось пресной воды вволю, лесной прохлады и смены впечатлений, вместо монотонной однообразности. Но их ни разу не пустили на берег за все время плавания.
Однако всему приходит конец. На сорок первые сутки "круиза" вахтенный закричал:
– Земля!
И этот самый желанный для мореходов крик, усиленный радиодинамиками, сорвал пассажиров и матросов с привычных мест, накрепко пришлепнул к палубным бортам. Изумрудно-зеленая земля надвигалась на пароход. Над подковой берега, словно воздушные шарики, маячили привязанные к тонким нитям стволов макушки пальм. Приземистые домики поселка семафорили цветной черепицей слова приветствия. Земля звала! Мексиканский порт Мансанильо открывал объятия. Люди, утомленные морем, радовались встрече с берегом: они что-то кричали, шумели, махали руками. Вместе со всеми ликовали и наши герои. Только к их радости примешивалось чувство все нарастающей тревоги: а вдруг не пустят в Мексику? Вдруг назад?
* * *
Тонкий, словно спица, комиссар эмиграционной службы бросал поверх пенсне взгляды на тянувшихся вереницей пассажиров с японского судна. Они ничем не отличались от тех, что сходят каждый день с американских, панамских, немецких, чилийских и прочих кораблей. Так же сгибаются под тяжестью многочисленных тюков, чемоданов, саквояжей, так же угодливо протягивают документы.
Но вдруг глаза чиновника сузились, брови сомкнулись у переносицы. Что-то вывело его из привычного состояния казенного безразличия. И этим "что-то" были двое русских парней с велосипедами в руках, приближавшихся к нему.
– Ваши вещи в багаже?
– произнес комиссар по-английски первые за время всей процедуры осмотра слова.
– Все при нас, - ответил Илья.
Лицо чиновника удивленно вытянулось. С нескрываемым любопытством он взял протянутые Королевым документы и внимательно стал их разглядывать. Он неторопливо переворачивал странички паспортов, вчитывался в каждую строчку, в каждую букву и молчал. Путешественники терпеливо ждали. Они боялись не молчания, а одного-единственного вопроса. Он должен был прозвучать, он прозвучал!
– При вас есть деньги?
– Есть, - на этот раз чуть слышно произнес Илья и протянул на раскрытой ладони тридцать семь оставшихся долларов.
Комиссар словно не заметил их.
– А чеки?
Илья отрицательно покачал головой. Подчеркнуто сухо чиновник произнес:
– Каждый, кто вступает на землю Мексиканской республики, должен предъявить сто долларов. Таково правило.
* * *
Уныло,
– Нам безбилетных не надо! Вышвырну вместе с велосипедами в море!
– Не вышвырнешь, - буркнул себе, под нос Илья.
– Повезешь, как миленький, назад, в Токио!
От мысли, что придется еще сорок суток коротать в тесной, душной каюте, что на пробеге можно ставить крест, стало еще тоскливее. Путешественники, опершись о седла велосипедов, стали безучастно смотреть на берег. Из этого оцепенения их вывел топот ног за спиной. Казалось, по палубе пробегал взвод солдат. Но когда друзья обернулись, они увидели лишь одного... Дика. Американец приближался к ним, вытянув вперед руки. Подошел, разжал ладони. Между крепкими мозолистыми пальцами лежали смятые бумажки долларов.
– Хэлло, парни, не надо вешать нос! Мы собрали как раз двести долларов. Все очень просто. Вы пройдете через кордон и вернете нам их. Даем взаймы на пару минут. И даже без процентов. О'кэй!
Тонкий, как спица, чиновник ни единым жестом, ни единым словом не выдал своего удивления от повторной встречи с велосипедистами. Деньги при них значит, порядок. Откуда - это его не касалось. Он взял под козырек и произнес:
– Добро пожаловать!
СТО КРУГОВ АДА
Чудак Илья! Обманув чиновника эмиграционной службы, он радовался как мальчишка, смеялся, балагурил и убеждал Сашу, что самое страшное позади, что теперь все пойдет как по маслу, нужно скорее садиться на машины и вперед... Желание во что бы то ни стало двигаться, скорее добраться до столицы Мексики, наверстать упущенное время в конце концов овладело и рассудительным Королевым. С необычной поспешностью, не расспросив как следует о дороге, не сделав необходимых припасов, узнав лишь, что тропа, идущая вдоль железной дороги, приведет куда надо, друзья уже на следующее утро покинули порт Мансанильо. Поначалу ничто не внушало тревоги. Теплое солнечное утро, легкий прохладный бриз с океана, хорошо укатанная тропа все обещало высокие скорости, легкую езду. Правда, с каждым часом становилось все жарче. И ничего удивительного не было в том, что путешественники решили свернуть на проселок, уходящий в полумрак леса. Однако уже на третьем километре пути колеса велосипедов начали вязнуть в песке точно так же, как в Забайкалье. Единственное, чего не было там и что здесь стало сущим проклятием, - это острые, как иглы дикобраза, колючки. Масса колючек, россыпь колючек. Впечатление такое, что все иглообразные света приходят черт знает зачем на эту мексиканскую тропу и сбрасывают в песке надоевший колючий наряд. Во всяком случае, именно такую мысль высказал Илья, в который раз слезая с машины и готовя нехитрые приспособления для заклеивания камер. Усевшись неподалеку, тем же самым занимался Королев.
– И что это нас потянуло в лес?
– Илья даже сплюнул в сердцах.
– Нашли тоже аллею в ботаническом саду!
– Нашли, не нашли - назад пути нет, - заметил Саша.
– Кстати, у тебя во фляжке осталось что-нибудь?
Илья развел руками:
– Увы, мой друг...
– Тогда поторапливайся. Видишь, солнце как раскочегарилось! Нужно до настоящей жары добраться до селения...
Настоящая жара. А разве знали они, что это такое? Нет, даже не представляли. Но судьба уготовила им встречу с мексиканским солнцем, безжалостным, жестким. Оно шутя пробивало лучами чахлую лесную листву, прожигало насквозь рубашки. К спинам будто прикладывали раскаленные сковородки. До руля нельзя было дотронуться без того, чтобы не обжечь пальцы. Но все это чепуха по сравнению с нестерпимой жаждой. С каждым часом, с каждой минутой она все усиливалась. Александр захотел облизать пересохшие губы. Но не смог этого сделать: язык ему не повиновался, он распух, одеревенел.