В чём дело, Полли?
Шрифт:
Я ещё примерно час провозилась со шторами и отправилась на ужин. Для Мишеля и его гостей было накрыто в столовой. Но никто из них на ужине так и не появился. Мы поедали вкуснейшие ростбифы за маленьким столиком на кухне и смотрели, как остывают их порции. Питер без остановки травил дурацкие анекдоты, почти всегда забывая их концовки. Аня вежливо подхихикивала. А миссис Беккер выглядела ужасно печальной. Думаю, это всё оттого, что даже сам управляющий не слишком-то уважал её обожаемый распорядок дня.
– А когда гостей нет, Мишель тоже ест отдельно?
– К чему такие вопросы? – недовольно спросила Беккер.
– Любопытство…
Питер
Я хотела заглянуть в журнал регистрации, поэтому после ужина отправилась полировать стойку в вестибюле. Но, проверив всевозможные полочки и ящики, я обнаружила только совершенно пустую книгу жалоб и предложений и журнал регистрации посетителей без единой записи. Не нашлось и рекламной брошюры или даже паршивого телефонного справочника – не слишком странно, если задуматься – единственный телефон я пока видела только в кабинете управляющего.
Я понуро облокотилась на стойку и стала разглядывать висевшие за ней картины. Рабочий день подошёл к концу. Следовало поторопиться, чтобы успеть принять душ перед игрой в карты с Питером и Аней. Следовало бы, но я не могла оторвать глаз от неприметной, на первый взгляд, картины. Она была совсем крохотной и висела в самом углу между розовыми пионами и какой-то уродливой лошадью. Никто никогда не наткнулся бы на неё случайно. Она висела там для очень внимательного зрителя.
– Нравится? – внезапно донеслось из-за спины.
Я не удивилась, увидев Линду. Она снова курила и рассматривала больше меня, чем картину.
– Я не разбираюсь в искусстве.
– Однажды в какой-то галерее я повстречала слепого, который рассматривал картины. Я поразилась и не могла не спросить, как он это делает. Тогда он ответил, что смотрит картины сердцем, чувствуя вибрацию произведения и его энергетику. Не всегда, чтобы видеть суть, нужны глаза. Понимаешь?
Я пожала плечами и снова уставилась на картину. Но как бы я ни старалась, мне не удалось почувствовать ни малейшей вибрации. С какого бы ракурса я ни смотрела – передо мной по-прежнему было изображение человека, болтавшегося в петле. Висельник. Есть ли в этом что-то сакральное? Какую суть в этом можно увидеть? Тот, кто нарисовал это – хотел что-то сказать. Тот, кто повесил картину сюда – понял, что именно. Судя по хитрой ухмылке Линды, у неё на этот счёт тоже имелись какие-то мысли. А я смотрела и не видела. И чем дольше это продолжалось, тем меньше мне это нравилось.
– Следи за ним, ладно?
– За кем? За висельником?
– Ты не видела мою сестру?
– Нет. Так за кем мне следить?
– Куда же она запропастилась? – с искренней тревогой спросила Линда, выдыхая очередное облако дыма.
– Попробуйте спросить у Мишеля или миссис Беккер.
– Наверное, она где-то на улице. Не сходишь со мной, чтобы посмотреть?
– Не
– Нет. Холодная она женщина. Обледеневшая… Мне с ней некомфортно. Я прошу о помощи тебя.
– Мне жаль, но я не имею права. Мишель разозлится, если узнает, что я опять с вами говорила.
– Мишель… Вселяющий ужас одним лишь недобрым взглядом. Но хочешь я открою тебе маленькую тайну? – Линда наклонилась ко мне так близко, что я почувствовала, как аромат её парфюма сражается за преобладание с табачным дымом от её сигареты. – Мишель всего лишь испуганный котёнок!
После этих слов женщина выпрямилась, заполнила вестибюль своим задорным смехом и куда-то удалилась. Думаю, искать сестру в одиночестве.
Я встряхнула головой, надеясь забыть несчастного висельника и весь этот разговор. Моё мнение по поводу управляющего было кардинального другим. А вот Линде с её эксцентричностью такие суждения вполне позволялись.
В камине приятно трещали дрова, заполняя комнату небывалым уютом. Мы расселись на полу полукругом и подставляли ладошки к огню. Нас освещал лишь он и пара небольших торшеров у дивана, в остальной комнате было темно. Этого вполне хватало, чтобы видеть друг друга и карты. Все сняли обезличивающую униформу и переоделись в личные вещи. Питер был в чёрной футболке с изображением какой-то рок-группы, оказалось, что у него широкие плечи и довольно крепкие руки. На шее болтался амулет в форме пацифистского креста. Через рваные джинсы проглядывали острые коленки. Аня была в голубом платье с оголёнными плечами. Нежно бежевые кудряшки откидывал назад синий ободок. Поменялось так мало: мы всего лишь сняли форму, но тут же превратились в отдельных людей со своими историями, вкусами, взглядами. По крайней мере, так виделось мне.
Питер уже четыре раза объяснял мне правила игры. Я всё ещё ничего не поняла, но переспрашивать ещё раз не хотела. Поэтому снова проиграла. Да игра и не сильно увлекала меня. Я пришла сюда, чтобы поболтать с ребятами.
– А миссис Беккер не против таких посиделок?
– Нет, но настаивает, чтобы мы расходились по комнатам не позднее половины одиннадцатого, – пожала плечами Аня.
– Хотя сама она редко ложится спать позже десяти, – добавил Питер.
– Значит, никто особо не следит, чтобы соблюдался комендантский час?
– Нет, но кому взбредёт в голову шастать в темноте?
Аня вызвалась принести всем чай и убежала на кухню. Питер перетасовал замыленную колоду карт, убрал её в карман и нацепил на себя самую серьёзную гримасу, какую только имел в арсенале.
– Как ты узнала про Люси?
– Увидела досье с её именем в кабинете Мишеля. Вернее, видела, как он его выбросил.
– Понятно. Полли, эта девушка работала здесь до тебя.
– Её выгнали или она сама сбежала отсюда?
– Нет, она погибла.
– Вот как?
– Да. Когда я приехал, Люси работала здесь всего месяц. Как-то раз она не спустилась к завтраку. Миссис Беккер пошла проверить в чём дело и обнаружила её мёртвой. В своей постели. Тогда она спустилась в столовую и повседневным тоном сообщила, что Люси не дышит. Я тоже поднялся, чтобы удостовериться. Она просто лежала там, как живая, словно не подозревала, что умерла. Это был первый день Ани, кстати… Да, у кого-то был первый день хуже, чем у тебя, представляешь? – нервно хихикнул он, стараясь взбодрить то ли меня, то ли себя.