В чём измеряется нежность?
Шрифт:
Беззаботно шагнул в её сторону и оберегающе сжал в тёплых-претёплых ладонях тонкие закоченевшие пальцы:
– Лапы всё ещё ледяные, - заметил он и заботливо приложил её руки к своим губам.
– Хочешь горячего чая?
Она была готова разрыдаться на месте. «Какие только глупости не выдумаешь в темноте!.. Зато он и вовсе не чужой больше». Мари энергично кивнула пару раз, хлопая ресницами в надежде не выдать подступивших нелепых слёз. Коннор включил свет на кухне и принялся осматривать настенные шкафчики.
«Даже ночь хочет забрать его у меня…»
Взяв из пальто пачку сигарет и зажигалку, Мари вошла следом и села на одну из столешниц. Весело забурлил электрический чайник, воздух наполнился паром. В пальцах начало приятно покалывать: тепло расползалось по коже.
– Это что, розмарин и ягоды?
– Мари с любопытством захлопала глазами и по-детски вытянула шею, заглядывая в большую кружку.
– Интересно. И пахнет здорово!
– Ну, разумеется, я решил повыпендриваться! Это же чай для моей любимой девушки.
– Вот ты сволочь! Понимаешь хоть, как трогательно это звучит? «Для моей любимой девушки»…
– Я всё подстроил, будь уверена.
– Агась. Мало того, что повёл себя в баре как бестактный осёл, так ещё и победу свою решил отпраздновать.
Молчал. Лишь хитро улыбнулся и вручил ей кружку. Мари с упоением вдохнула свежий пряный аромат, сделала торопливый глоток и поставила чай рядышком, чтобы дать ингредиентам как следует настояться. Коннор наполнил миски Сумо кормом и свежей водой, убрал со стола оставленную Хэнком посуду. Мари от безделья уже вовсю дымила сигаретой, стряхивая невесомый пепел в раковину и мыча под нос старую джазовую мелодию, которую она в детстве услышала на пластинке Андерсона.
– Хочешь попробовать?
– Она флегматично протянула зажатую между пальцами сигарету и между делом суетливо выдернула из блузки свалявшийся комочек пыли.
– Какая гадость!..
– Он театрально хмыкнул и вздёрнул брови.
– Ладно, давай.
– Простодушно пожал плечами и зажал в уголке губ предложенную сигарету.
С весельем и некоторым беспокойством Мари наблюдала за выражением лица Коннора, за плавной струйкой дыма, превращающейся в узорчатые клубки, что перекатывались по его коже. Он несколько раз оценивающе хмурился, но мужественно не закашлялся, то и дело задорно ухмыляясь ей.
– Ты бы себя видел!
– Мари рассмеялась, склонив голову к плечу, и продолжила зачитывающим тоном: - Двадцатые годы прошлого века, детектив Коннор Андерсон вышел на перекур, измотанный странным и запутанным делом. Прямо к нему приближается роковая красотка Мария Эванс - жена убитого. На самом деле, именно она и порешила богатого муженька, чтобы получить в наследство его деньжата, но что-то пошло не так, и, вопреки своим коварным планам, она влюбляется в обаятельного детектива и соблазняет его.
–
– Вернув сигарету, Коннор нежно улыбнулся и посмотрел ей в глаза.
– Агась.
– Она скрестила сзади на его шее руки.
– И чем пошлее и бульварнее, тем лучше!
Умоляюще и собственнически Коннор скользнул ладонями по талии Мари - вверх-вниз, нарочно касаясь её груди, не пряча собственных намерений. Мари спокойно докуривала сигарету, не отталкивая его. Словно так и надо.
«Да, так мне и надо…» - прильнула теснее, прижалась щекой к его щеке, вминая окурок в край раковины.
Мягко отстранившись, Коннор вернулся в гостиную и сел на диван. В его сдержанности томилась мучительная фальшь, привычка быть деликатным. Предметы отбросили на него хромые тени, пронёсшийся мимо дома автомобиль подмигнул отсветом фар на стене. Преодолев мучительное расстояние, Мари опустилась подле.
– Мне должно быть стыдно: я так и не спросила, как ты… после сегодняшнего. Журналисты задали кучу неудобных вопросов, но ты держался молодцом.
– Она глотнула чая из принесённой с собой кружки.
– Так и знал, что ты смотрела. Честно говоря, это было ужасно, но я рад, что чёртова конференция позади. Сейчас меня куда больше волнует затянувшееся расследование.
– Да, папа рассказывал, что те убийства андроидов отдали вам с Гэвином.
– Знаешь, это дело всё чаще возвращает меня к прошлому. Заставляет переоценивать прежние события и чувства… Иногда замираю на пороге места преступления, и кажется, что полчаса назад я впервые забрал Хэнка из бара Джимми, предварительно пролив из его стакана виски, как последняя скотина.
– Коннор тепло и печально рассмеялся.
– Боже!
– Прикрыв пальцами рот, Мари захохотала, как девчонка.
– Ты никогда не рассказывал мне, как вы познакомились! Отмахивался фразой «да на работе». А, оказывается, любил потрепать нашему старику нервы с самой первой встречи!
– Да он психовал от одного только моего вида невозмутимого всезнайки и сунул бы башкой в помойку при первой же возможности!
Не переставая улыбаться, обвёл пальцем старое затёртое пятно колы на обивке дивана - оно тоже хранило в себе один из давно минувших дней.
– Я в последнее время из-за Хэнка превращаюсь в параноика, - заговорил он вдруг с грустью и беспокойством.
– Как только он делится, что у него что-то болит, когда устаёт быстрее обычного, у меня внутри всё сжимается от ужаса. Страшно представить, что однажды я потеряю его. Его - дорогого друга, научившего меня состраданию и человечности, мою семью. И должен буду жить дальше…
Мари отставила кружку на журнальный столик и обхватила ладонями его руки. Яснее, чем когда-либо прежде, она слышала в голосе Коннора страх перед смертью.