В чем суть вопроса

Кутузов Александр

Нужно думать не один наш купец оказался таким догадливым. Появилось много других купцов, которые также стали привозить дешевое железо. При возникшей конкуренции цена на товар неизбежно должна была упасть. Предположим, что условия рынка позволили нашему купцу продать железо по цене 3 килограмма серебра за тонну. Таким образом, его прибыль составила один килограмм серебра. Здесь возникают уже два вопроса. Во-первых, что позволило нашему купцу даже в условиях конкуренции с другими купцами продать свой товар выше его стоимости? И второе, чей труд овеществлен в том одном килограмме серебра, что составил его прибыль?

Совершенно ясно, что продать товар выше стоимости купцам позволило владение ими

капиталом. Следует понимать, что капитал на рынке также является монополией, поскольку это такая большая сумма денег, какой нет у подавляющего большинства людей. Если бы капитал был у каждого человека, то невозможно было бы нанимать чужой труд. Таким образом, здесь мы наблюдаем то же явление, как в случае с венецианским стеклом или с фарфором. Там столяр или плотник не могли переменить профессию и заняться производством этих изделий, поскольку не знали секрета их изготовления. Но и в случае с заморским железом ни столяр, ни плотник не могли купить себе судно и нанять матросов, чтобы отправиться за тысячу миль за дешевым продуктом. Поэтому даже при взаимной конкуренции купцы, владеющие капиталом, обладают общей для них монополией по отношению к остальному обществу. Это и позволяет им продавать свой товар по цене, которая превышает его стоимость.

Но чей труд овеществлен в их прибыли? При перевозке дешевого железа в страну, где его производство требует большой затраты труда, происходит рационализация производства. В стране, где производство тонны железа эквивалентно стоимости 10 килограммов серебра, появляется железо стоимостью в 2 килограмма. Таким образом, в 8 килограммах серебра выражается экономия труда. Если наш купец был первопроходцем и смог продать товар по цене 10 килограммов серебра за тонну, то эти 8 килограммов драгоценного металла составили его прибыль. При этом он не присвоил ничьего труда, поскольку купил товар по его стоимости в одной стране, и продал по стоимости, существовавшей в другой. Продажа товара выше стоимости благодаря монополии капитала на рынке – это тот механизм, благодаря которому источник богатства не создающий стоимости – в нашем случае это богатая железом руда – приобретает форму стоимости.

Если везущих дешевое железо купцов много, то между ними возникает конкуренция и тогда цена на товар падает. В этом случае польза от рационализации производства достается не одному купцу, а она делится между купцами и потребителями. В нашем примере, когда железо было продано по цене 3 килограмма серебра за тонну, 7 килограммов серебра получает потребитель, что воспринимается им как экономия при покупке, а один килограмм серебра получает купец, что им воспринимается как прибыль на капитал.

Предположим, что наш купец продал одну тонну железа кузнецу, который решил запастись нужным ему материалом. При этой сделке кузнец сэкономил 7 килограммов серебра, поскольку отдал только три килограмма вместо прежних десяти. Чей труд овеществлен в этих 7 килограммах серебра, составивших его экономию? Может показаться, что это труд самого кузнеца, поскольку 7 килограммов драгоценного металла он заработал своим потом, изготовляя и продавая свои изделия. На самом деле в этих килограммах не его труд. Это тоже прибыль, или, скорее, подарок, который он получил благодаря рационализации производства. Ведь если бы он покупал железо у местного производителя, ему пришлось бы отдать 10 килограммов серебра за тонну, куда бы вошли те самые 7 килограммов, что составили его экономию. Тот же самый источник прибыли у купца. Его прибыль – это выраженная в деньгах часть пользы, которую принесла рационализация экономики. При этом активной стороной в этом процессе выступил купец, поскольку именно он был организатором обмена, а пассивной стороной кузнец, так как к этой инициативе он не

был причастен.

Тот же самый источник прибыли на капитал в фабричном производстве. Исторически оно было организовано частными предпринимателями для эксплуатации работы машин. Промышленный переворот начался в Великобритании в последней трети XVIII века с текстильного производства, когда был изобретен паровой двигатель Джемса Уатта и ткацкий станок Картрайта. А до этого времени ткань производили только ручным способом. Уже первый механический станок Картрайта под наблюдением одного рабочего вырабатывал столько же ткани, сколько раньше при ручном труде производили 40 ткачей. Еще более значительный эффект произвела изобретенная тогда же прядильная машина. До ее появления работавший в своей мастерской ремесленник прял на веретене всего одну нить. А машина стала прясть 2000 нитей одновременно. То есть, она стала совершать такой же объем работы, какой до её изобретения совершали 2000 прядильщиков.

Отсюда видно, что работа машин была таким же объективным источником богатства, каким в нашем первом примере была богатая железом руда. В промышленном производстве машина и в самом деле произвела настоящий переворот. К примеру, в Великобритании до начала промышленной революции изготовлением тканей занимались 800 000 ткачей, а после внедрения машин их количество снизилось до 500 000. И при этом эти люди стали производить столько же ткани, сколько при прежнем ручном труде для их изготовления понадобилось бы 100 000 000 ткачей. И все благодаря работе машин – таким колоссальным был эффект от их внедрения. Этот громадный прирост богатства сделал Великобританию в XIX веке самой богатой страной в мире.

Имея такой объективный источник богатства, каким была работа машин, владельцу фабрики не нужно было получать прибыль за счет неоплаченного труда рабочего. То есть, платить ему меньше, чем тот бы заработал, оставаясь самостоятельным производителем, работая в своей мастерской столяром, плотником, кузнецом и так далее. В качестве владельца капитала, обладая общей монополией капитала на рынке, хозяин фабрики продавал свой товар выше его стоимости, и вследствие этого получал прибыль. Как и в случае с купцом, она также была частью той выраженной в деньгах пользы, которую принесла рационализация производства.

Итак, как и в случае с богатой железом рудой, работа машин не создает стоимости. Но это такой же объективный источник богатства, каким была богатая железом руда. И это богатство также обрело форму стоимости благодаря продаже товара на рынке по цене, которая превышает его стоимость. И также, как было в случае с дешевым железом, вследствие конкуренции владельцев текстильных фабрик цена на ткань неизбежно падала, и поэтому прибыль от этого источника богатства стала делиться между потребителем и фабрикантами.

Если обратиться к реальной истории развития текстильной промышленности, то произведенная с помощью машин английская пряжа впервые появилась на Лейпцигской ярмарке в 1792 году. За счет усовершенствования производства и вследствие конкуренции производителей, цена на пряжу все время падала. В течение XIX века она упала в 25 раз, что пошло на пользу потребителям, а издержки производства уменьшились даже больше – в 60 раз.

Можно также взять в качестве примера изготовление стальных перьев. Их изобрели в 1820 году для замены гусиных. Первые перья изготовляли ремесленники и продавали их по цене 1740 пенсов за 12 дюжин. Такой была их реальная стоимость при ручном труде. А когда изобрели изготовлявшую их машину, фабрики стали поставлять этот товар оптовым торговцам по цене от 2-х до 6 пенсов за то же самое количество. И при таком падении цены владельцы фабрик еще получали прибыль. Таким значительным был эффект от внедрения машины.