В чертогах Подкаменной Тунгуски
Шрифт:
Трудно было увидеть, куда сел глухарь: мохнатые ветви елей скрывали от нас русло ручья. Вдруг снова послышалось хлопанье крыльев. Над самыми вершинами елей пролетел огромный черный красавец и с размаху сел на одно из деревьев. Под его тяжестью закачались ветви.
— Готовьте свой аппарат, — прошептал Петр Константинович.
Я судорожно раскрыл рюкзак, вынул кинокамеру и вставил в нее телеобъектив. Руки тряслись, сердце колотилось часто-часто.
Сорокин погрозил мне пальцем и начал почти на четвереньках передвигаться в сторону дерева, на котором уселся глухарь. Я
В одном месте он задержался и долго всматривался в хвою ели, где затаился глухарь; потом поманил меня рукой и шепотом сказал:
— Сам волнуюсь не меньше вашего: улетит ведь, дьявол!
Мы поползли дальше, скрываясь за стволами.
Наконец Сорокин прошептал:
— Больше двигаться нельзя. Теперь надо увидеть птицу. Будьте готовы с аппаратом.
Я проверил кинокамеру, осмотрел объектив.
— Вижу, — шепнул Петр Константинович.
Вытянув аппарат вперед, я приготовился к съемке.
А вдруг глухарь сорвется с дерева! Тогда я засниму его хотя бы летящим.
— Смотрите, хвост из-за сучка выставляется, — показал Петр Константинович. — Теперь вы оставайтесь здесь, а я поползу вон туда — там глухарь будет весь виден.
Я остаюсь на месте и слежу за хвостом птицы. Сорокин медленно и долго ползет в сторону, видимо старается обойти глухаря со спины. Хитер старый заготовитель!
Вот он остановился и, осторожно вытянув руку в мою сторону, снова поманил меня. Этот жест означает — ползти нужно кошкой, едва подавая признаки жизни. Вытянув вперед кинокамеру, медленно ползу к заготовителю. Пот струйками течет по лицу, заливает глаза. Вот это охота!
— Снимайте, — прошептал Сорокин, когда я поравнялся с ним.
Прицеливаюсь аппаратом, едва нахожу среди ветвей темный силуэт птицы, навожу фокус...
Неожиданный шум нарушает тишину леса. Глухарь тяжело срывается с ветви и улетает вдоль по ручью.
— Э, черт! — громко выругался заготовитель. — Пропали даром все труды!
Какая досада! Был такой великолепный случай заснять живого глухаря! И вот, извольте, улетел из-под самого носа...
— Ну, теперь знаете, как охотиться на эту птицу?
— Да... — протянул я с огорчением.
— Ну ничего, удача все равно когда-нибудь будет. Пойдем поищем еще.
Мы направились дальше по ручью.
Первые лучи утреннего солнца уже осветили вершины прибрежных елей. Шумливый горный ручей отражал в своих струях чистое голубое небо. На береговых песчаных отмелях виднелись следы глухарей, видимо птицы были здесь недавно.
Наши дальнейшие поиски не увенчались успехом — ни одного глухаря мы больше не увидели.
Вдалеке раздался выстрел. Сорокин прислушался.
— Ребята охотой занялись или беспокоятся за нас, дают сигнал.
Оказалось, что мы далеко отошли от лагеря. Ребята копошились у костра. На треноге над костром висел котелок с варевом из вчерашних рябчиков.
— Где вы пропадаете? Мы уже забеспокоились! — сказал Федя.
— Кого засняли-то? — спросил Тимка.
— Упустили глухаря... — ответил с досадой Петр Константинович.
— Дядя Петя, разрешите,
— Браконьеры чертовы, вам бы только стрелять! Ищите-свищите теперь его по тайге.
Однако все решили, что днем лучше не охотиться, а провести время за другим занятием. Что касается меня, то я намеревался заснять красочные таежные пейзажи, крупно — ягоды брусники, голубики и многое другое, что встретится в осеннем сибирском лесу. Кстати, мне хотелось заснять бурундука. Я сказал об этом ребятам.
— Да мы этого «страшного зверя тайги» в два счета вам найдем! — воскликнул Тимка.
После завтрака все три охотника повели меня по тропе к речке. Федор и Тимка бегали от одного поваленного дерева к другому и стучали по ним палками. Они выбирали такие деревья, у которых уже давно сгнила сердцевина и широким дуплом зияло трухлявое отверстие. Из одной такой колоды с громким свистом выскочил маленький зверек. Он пулей понесся по земле и моментально забрался на дерево.
— Вот он, снимайте его! — крикнул Петр Константинович.
Мы окружили дерево, на котором устроился бурундук. Зверек сидел на самой нижней ветке, с любопытством глядя на нас. Он чесался, что-то хватал с ветки лапками и смешно жевал или вдруг начинал забавно умываться и прихорашиваться.
Бурундук
Мы стояли под деревом в трех метрах от бурундука и громко разговаривали. Я готовился к съемке. Сорокин рассказывал:
— Ребята-школьники ловят их петлями на конце удилища. Как на рыбную ловлю ходят в лес.
— Это что! — сказал Тимка. — Вы, дядя Петя, расскажите, как медведь ловит бурундуков.
Бурундучишка при этом сидел смирно и, казалось, прислушивался к нашему разговору. Петр Константинович продолжал:
— Да, интересные вещи рассказывают охотники, как медведь ловит этих дурачков. Вы понимаете, если стоять неподвижно, то бурундук может бегать у самых ваших ног, а, чего доброго, еще и заберется на вас. Топтыгин это дело знает. Встанет на задние лапы и стоит как вкопанный и при этом широко растопырит когти на лапах. Зверек осмелеет и заберется на него, бегает по мишке. Потом подбежит к концу лапы и сунется между когтями. А медведю только этого и надо: он сожмет когти — и бурундук попался. Съест медведь его и снова стоит как истукан, ждет другого дурачка.
На бурундука мы потратили много пленки. На этого зверька нельзя смотреть без улыбки: такие забавные штуки он выделывает перед охотником.
Бурундуки действительно очень любопытны. Снимать их легко, при этом почти не нужна телеоптика. Часто их можно снимать обычными объективами с фокусными расстояниями в пятьдесят и семьдесят пять миллиметров, за исключением кадров, когда нужно показать крупно мордочку животного.
Вскоре мы ушли от дерева, оставив бурундука в покое. Решили постепенно продвигаться в сторону Полигуса, чтобы до вечера прийти в село.