В чужих не стрелять
Шрифт:
— В процентах это будет три тысячи процентов чистой прибыли… Представляете?! Три тысячи!
— Да, цифра внушительная. Что… ее должен был принести этот генератор?
— Уже принес! Уже! Принес бы, если бы не пожар!
— Как я понимаю, этот… генератор Вологдина сгорел?
— Весь сгорел! К черту! Остался один кожух! От обмотки, ротора, статора ничего, ни крупинки! Все превратилось в прах!
Пластов пытался понять, что означают все эти разноречивые сведения о некоем генераторе Вологдина. Единственный, кто сказал ему об этом генераторе прямо, —
Расставшись с Гервером, Пластов решил отложить беседу с Вологдиным до завтра и поехал домой. В квартире, на кухне, нашел заботливо приготовленный ужин и придавленную сахарницей записку:
«Арсений Дмитриевич! Несмотря на то что вы запретили мне убирать, воспользовалась оставленным мне ключом и вошла. Господи, до чего вы довели квартиру! Когда убирала, непрерывно звонил телефон. Помня вашу просьбу, не снимала трубку. Правильно? Поешьте, надеюсь, мои «ежики» вам понравятся. Ваша А. П.
P. S. Насчет же каких-то там «долгов» забудьте. Мы ведь с вами старые друзья и добрые соседи, так ведь? А. П.».
Прочитав записку, причем с особой теплотой последнюю строчку, Пластов принялся за «ежики». Закончить ужин он не успел — раздался звонок в дверь. Это был Хржанович.
После того как усталый ученик плюхнулся на стул, Пластов прежде всего заставил его доесть все, что осталось в кастрюле, и налил чаю.
— Ну что? Ушел от смерти?
— Арсений Дмитриевич, какая там смерть, все было тихо. Только вот… — Хржанович с досадой цокнул языком, узнать я почти ничего не узнал. Собака была убита при непонятных обстоятельствах. Дворник утверждает, что три или четыре ночи перед пожаром она лаяла без причин. Он выходил к будке — там никого не было. В ночь же с субботы на воскресенье он нашел ее с размозженной головой. Вот и все.
— Все, если не считать, что в эту ночь сгорел завод.
— Да, но собачья-то будка не около завода.
— Она около пустыря. Кстати, ты узнал, кому принадлежит этот пустырь?
— Я спросил нескольких жителей дома, а также трех окрестных дворников. Судя по их высказываниям, пустырь ничейный, точнее, принадлежит городским властям.
— Высказывания меня не интересуют, надо было убедиться в этом документально. Был в четвертом участке Нарвской части?
— Был, но там меня не очень-то вежливо приняли.
— Надеюсь, не назвал свою фамилию?
— Нет, сказал, что работаю в газете «Петербургский листок». Чиновник разговаривал со мной холодно. Сначала он убеждал, что участок принадлежит городским властям, когда же я попросил показать прикрепительную — сослался, что она далеко. Я стал объяснять ему, что факт принадлежности земельных участков не может быть тайной, он ушел и, вернувшись, сказал, что бумаги показать не может.
— Плохо…
— Но мы ведь можем послать официальный запрос?
— Можем, но ответ в лучшем случае придет через месяц. В нашем же распоряжении гораздо меньше — дни. Думаю, в конце концов мы это выясним. Что с Ермиловым? Был у его жены?
— Как вы посоветовали, представился налоговым инспектором. Она довольно охотно впустила меня к себе, мы долго беседовали. Судя по рассказам Ермиловой, муж ушел с завода, получив более выгодное предложение. Она объяснила, теперь ее муж служит сторожем на какой-то ферме.
— Что еще за ферма?
— Муж не уточнял. Так что она сама не знает. Ферма, и все.
— От кого же Ермилову поступило это предложение?
— Как я ни старался, выяснить не удалось. Правда, я узнал, что Ермилову, перед тем как предложить эту работу, дали солидный задаток. Видимо, он и соблазнился задатком. Ермилов обещал, что скоро вышлет жене адрес.
— Обещал в письме?
— Нет, перед тем как уехать. Писем она от него не получала, получила только денежный перевод, двадцать рублей.
— Давно?
— Около недели назад.
— Что ж, хоть что-то… — Пластов задумался. — Черт, как бы нам выяснить, где эта самая ферма. Вот что, Вадим, придется тебе заняться поисками Ермилова вплотную. Бывший сторож нам очень нужен.
В спальне, уже раздевшись и накрывшись одеялом, Пластов услышал телефонный звонок. Снял трубку:
— Да? Пластов слушает!
Голос был шуршащим, тихим, как ему показалось, говорили почти шепотом:
— Арсений Дмитриевич, простите, что звоню так поздно… Это Лиза Глебова, вы помните?
— Да, Лиза, конечно, слушаю вас… Что-нибудь случилось?
— Я вам звонила днем, но вас не было… Я помню, вы предупреждали — никто не должен знать… Сейчас у телефона никого нет, поэтому я звоню…
— Так что случилось?
— Сегодня у папы был один человек… Отец его не принял… Так вот, этот человек обязательно хочет со мной встретиться… Как я поняла, это из-за отца… Сейчас нет времени объяснять… Я хотела спросить: нужно ли мне встречаться с этим человеком?
— Прежде всего, что это за человек?
— По-моему, журналист. Фамилию не помню, то ли Киреев, то ли Корчеев… Он оставил визитную карточку, но она лежит у отца.
— Не хватало еще журналиста, подумал Пластов. В трубку же сказал:
— Очень хорошо, Лиза, что вы мне позвонили. Ничего пока не предпринимайте, завтра мы должны обязательно встретиться. Вы можете?
— Могу. Когда?
— Лучше пораньше, скажем, часов в одиннадцать утра. Вас устраивает?
— Устраивает, я встаю рано. А где?
— В каком-нибудь известном нам обоим и неприметном месте. Какое кафе в центре вы знаете?
— Ну… я не очень их знаю. На Владимирском, по-моему, есть «Коломбина». Ой, сюда идут…
— Понимаю. Значит, завтра в одиннадцать в «Коломбине». Да, если удастся, попробуйте заглянуть в визитную карточку. Мне хотелось бы знать фамилию журналиста.