В чужих не стрелять
Шрифт:
— На будущее, Амалия Петровна: в эти дни ко мне могут быть неожиданные визиты. Если меня не будет — я уж вас попрошу. Причем лучше даже не открывайте дверь, просто запомните кто.
— Конечно, Арсений Дмитриевич, о чем вы. Все сделаю, не беспокойтесь.
Вернувшись, кивнул Хржановичу:
— Непонятная история.
— Может быть, он шел на цыпочках?
— Может быть. Кроме того, сегодня я точно убедился: за мной следят.
— Неужели филеры?
— Вряд ли. Тип, которого я засек, не был похож на филера. Кроме
— То есть?
— Гораздо смелей и тем не менее продуманней. От них я ушел бы сразу, он же почти не скрывался. Несмотря на это, я так и не смог рассмотреть его лица.
— Почему?
— Не смог, хотя мы ехали в одном трамвае. — Дав Хржановичу перекусить, спросил: — По глазам вижу — Ермилова не нашел?
— Нет. Сторож как сквозь землю провалился.
— Искал хорошо?
— Обошел конторы найма, сельскохозяйственные предприятия, причем прямо по справочнику. На бирже труда толкался часа два. Бесполезно, никто о таком не слышал.
Пластов молчал, и Хржанович спросил:
— Арсений Дмитриевич, о чем вы думаете?
— А? Да. Очень похоже, уход Ермилова с завода был умело подстроен.
— Не Глебовым же?
— Нет. Человеком или людьми, действовавшими против Глебова.
— Но это в нашу пользу?
— В нашу, но толку для нас пока в этом нет. Убежден также: после того как Ермилов ушел с завода и уехал на эту самую ферму, с ним что-то случилось.
— Его просто-напросто убили.
— Может быть. Но пока мы не найдем хоть отдаленных следов самого Ермилова, доказать что-то будет невозможно.
Хржанович застыл, глядя в одну точку, и Пластов спросил:
— Ты что?
— Я о денежном переводе. Откуда он был отправлен?
— Мысль прекрасная. Конечно, узнай завтра, из какого почтового отделения отправили перевод Ермиловой. Но помни, деньги могли нарочно перевести из другой точки, чтобы запутать.
— И все-таки будет хотя бы ориентир… Арсений Дмитриевич, кажется, мне удалось убедиться: владелец пустыря уже не городские власти…
— Да ну? Кто же новый владелец?
— Не знаю кто, но кто-то другой. Я был сегодня в земельном отделе. Факт покупки установил просто — спросил регистратора впрямую. Пытался подкупить его десяткой, он было даже достал документы, даже папку раскрыл, но в последний момент передумал. И все-таки одну вещь я узнал…
Найдя бумагу и карандаш, Хржанович быстро нарисовал что-то, протянул Пластову. Тот вгляделся: на листке были не очень умело изображены зубчатый круг и что-то вроде вил или морского трезубца.
— Эмблема нового владельца, трезубец на фоне шестеренки. Я увидел ее, когда регистратор раскрывал бумаги, в углу купчей.
— Похоже на знак какой-то промышленной фирмы?
— Похоже.
— Цвет голубой. Не пытайтесь вспомнить, я проверил по каталогу. Ни у одной петербургской фирмы такой эмблемы нет.
Ее и не должно
— Арсений Дмитриевич, добрый вечер, это Лиза… Я опять не могу громко говорить… Коршакеев сегодня звонил, он ждет меня завтра в семь вечера в «Казино»… Говорите, когда и где мы встретимся?
— Завтра в половине седьмого у цирка Чинизелли. Вас устраивает?
— Да, конечно. До завтра.
Положив трубку, Пластов понял, с кем ему нужно увидеться прежде всего — с Субботиным.
16
Утром Субботин встретил его так, будто ждал давно. Проводил в гостиную, сел; в глазах инженера не было прежней приветливости, они смотрели настороженно.
— Слушаю, Арсений Дмитриевич.
Пластову показалось — за вопросом стоит недоумение. Да, конечно, Субботин наверняка знает о его разговоре с Вологдиным и сейчас не может решить, как следует относиться к действиям адвоката. Пластов понимал также: ему самому нужно только одно, выяснить, что представляет собой сгоревший генератор.
— Василий Васильевич, буду говорить откровенно. Если, соглашаясь защищать интересы фирмы Глебова, я многого не знал и. говоря образно, бросался в неизвестность, то сейчас знаю многое.
Субботин сидит неподвижно, положив одну руку на колено, другой мягко и чуть заметно поворачивая коробку сигар. Адвокат продолжил:
— Прежде всего теперь я с абсолютной ясностью убежден, что имел место поджог.
Пальцы Субботина, двигавшие коробку, застыли.
— Но поджог, сделанный противниками фирмы Глебова.
Субботин усмехнулся, убрал руку с сигарницы.
— Прежде чем говорить на эту тему, я хотел бы узнать, что вы хотите от меня лично?
Ясно, Субботин знает многое. И ясно также, что он ему не доверяет, значит, надо попытаться во что бы то ни стало сломать недоверие.
— Только одного, Василий Васильевич, — помощи.
— Понимаю, что помощи, но какой именно помощи? В чем конкретно эта помощь должна заключаться?
Что ж, кажется, у него есть точный вопрос.
— В том, что вы мне объясните без обиняков и с исчерпывающей ясностью: что собой представлял высокочастотный генератор Вологдина?
Субботин сцепил руки, сам не замечая этого. Отвернулся, пытаясь скрыть волнение, сказал тихо:
— Я знаю, что вы были у Вологдина и говорили с ним. Не пойму только одного: зачем вам эго? Зачем вам знать о сгоревшем генераторе?
— Объясню, зачем. Затем, что с первых же минут, как я согласился вести это дело, меня взяли за горло. Затем, что никто не хочет сказать мне правду об этом генераторе, в том числе владелец завода Глебов и даже сам Вологдин. Затем, что меня уже пытались убить.