В чужом доме
Шрифт:
Жюльен вздохнул.
— А я и не ходил туда, — медленно сказал он.
— Что ты мне рассказываешь? Не мог ведь Жакье сам догадаться, что ты угодил в канал и получил взбучку!
— Можете мне не верить, шеф, но я клянусь, что не видал никого из конфедерации труда и никуда не ходил жаловаться.
Мастер внимательно посмотрел на мальчика. Жюльен повернулся к нему, не вынимая рук из теста. С минуту они молча глядели друг на друга, потом Андре спросил:
— Тогда кто же?..
Жюльен пожал плечами. Он видел, что мастер хочет что-то сказать. Губы Андре
— Колетта?
Жюльен опять принялся за работу.
— Не знаю, шеф, — прошептал он.
— Жакье был другом твоего умершего дяди?
— Кажется, да. Но сам я его ни разу не видел. Снова наступило короткое молчание; слышно было только, как шлепает тесто.
— Все идет, как надо, — сказал мастер. — Превосходно. Но теперь остается самое трудное. Ты должен хорошенько размягчить жир, размять его. Только когда он станет почти таким же мягким, как тесто, можно начать их смешивать… И главное, не забывай, тесто нужно постепенно добавлять в жир, а не наоборот. Это очень важно, не то все испортишь. Иначе тесто и жир никогда как следует не перемешаются.
Жюльен принялся разминать жир, тот медленно размягчался.
— Но все-таки ты взял членский билет конфедерации труда? — спросил мастер.
— Да, еще после первого собрания.
— А для чего ты это сделал?
— Мы должны защищать себя. Хозяин делает такие вещи, которых он не имеет права делать.
— Это верно… Но ничего не попишешь, такая уж у нас с тобой профессия. Впрочем, всюду свои трудности… Да, жизнь — нелегкая штука!
Говоря это, он вздохнул.
— И все-таки это несправедливо, — сказал Жюльен.
Мастер покачал головой.
— Эх ты, бедняга, — пробормотал он.
Вдруг Андре замолчал. Мальчику показалось, что какие-то слова готовы сорваться у него с языка, но мастер не произнес их.
— Отлично, а теперь начинай перемешивать тесто с жиром, — сказал Андре.
Жюльен приступил к делу.
— Через несколько лет ты, возможно, будешь иначе смотреть на вещи, — продолжал мастер. — К тому же у твоих родителей, верно, водятся кое-какие деньжата. Рано или поздно они помогут тебе открыть собственное дело.
Мальчик ничего не ответил. Мастер снова вздохнул и прибавил:
— Когда ты вынужден зарабатывать на жизнь, приходится со многим мириться!
Часть пятая
59
После отъезда Мориса Жюльен никуда не отлучался из цеха. Заказы развозил новый ученик. Его звали Кристиан, он был маленький и тщедушный, но очень шустрый и компанейский. У него были черные курчавые волосы и живой взгляд; Кристиан все время улыбался.
Мастер, который невзлюбил Эдуара, работал главным образом с Жюльеном; однажды он сказал мальчику:
— Сдается мне, что хозяин всегда будет тобою недоволен. Придется с этим смириться, а в общем тебе наплевать: не успеешь оглянуться — и время твоего ученичества кончится.
И в самом деле, зимние
Элен, горничная из отеля «Модерн», уехала в Безансон: она нашла там другое место. Несколько дней Жюльен чувствовал себя особенно одиноким, но довольно скоро снова начал следить за девушкой, похожей на Марлен Дитрих: она по-прежнему проходила мимо кондитерской. В сущности он и не переставал думать о ней.
Господин Петьо продолжал каждое утро читать и комментировать газетные статьи. В полдень и вечером, за едой, все слушали последние новости, передававшиеся по радио. И с каждым месяцем хозяин все упорнее говорил о том, что война неизбежна. Впрочем, об этом говорили и другие.
— Я уйду на четвертый день мобилизации, — постоянно твердил мастер. — Мне надо являться в казарму, в Шалонском предместье.
Хозяин рассказывал о том, что он делал во время войны 1914 — 1918 годов, и давал мастеру советы. Когда он умолкал, Андре принимался вспоминать, что делал во время той войны его отец. Почти каждый раз он так заканчивал свой рассказ:
— Воинскую повинность я отбывал в частях пеших егерей. И лучше всех в батальоне кидал гранаты.
— Метать гранаты — занятие не самое спокойное, — замечал хозяин. — В четырнадцатом году много гранатометчиков полегло на поле боя.
При этих словах мастер расправлял плечи, и лицо его становилось суровым.
Госпожа Петьо по-прежнему жеманничала и сладко улыбалась:
— Вы ведь все пойдете на войну, не так ли? И принесете мне уши немецких солдат. Добротные немецкие уши, из которых я сделаю себе ожерелье.
Весною немало говорили об окончании войны в Испании. Господин Петьо радовался поражению «красных». Доменк, которого Жюльен часто встречал по вторникам, а также и в другие дни, когда подростки занимались боксом, твердил, что мир загнивает и что Франция дорого заплатит за то, что позволяет фашизму укрепляться повсюду.
Жюльен внимательно прислушивался к разговорам. Он думал о том, что рассказывали разные люди, вспоминал о фотографиях, на которых были изображены траншеи, о таких фильмах, как «Деревянные кресты», «На Западном фронте без перемен», «Великая иллюзия», и неотвратимо ощущал, что война приближается. Тогда-то, конечно, вся жизнь переменится. И, конечно, разом изменится монотонное течение дней…
Каждую неделю на первых полосах газет появлялись новые географические названия, новые имена: Чехословакия, Литва, Данциг с его коридором; мелькали фамилии министров, глав государств и дипломатов, они много разъезжали и совещались друг с другом.
— В конце концов, будет война или не будет, но все происходящее стоит денег, — надрывался хозяин. — А кто в конечном счете всегда платит? Мы! Несчастные коммерсанты! Скоро мы будем работать только для того, чтобы платить налоги. По здравом размышлении я начинаю думать, что, пожалуй, не так плохо, если начнется серьезная война — она поможет нам избавиться от этого сброда.