В чужом доме
Шрифт:
— Разве у тебя не было товарищей?
— Были, но мы отдыхали в разное время. А потом, после того как я ушел из школы, те, кто продолжал учиться, не хотели дружить со мной. Им было зазорно появляться на улице вместе с учеником кондитера. Они водили компанию с девочками, которые не желали даже подать мне руку.
Мысленно произнося эту фразу, Жюльен снимал руки с велосипедного руля и смотрел на них. У него уже были мужские руки. Жесткие, немного шершавые, со следами ссадин и ожогов. Время от времени он ощупывал свои мускулы или с довольной улыбкой глядел, как они перекатываются под кожей,
— Белоручки несчастные, — бормотал он, — слишком они о себе воображают.
Несколько раз отец предлагал ему навестить брата.
— Обязательно схожу, — отвечал Жюльен, — но я все время с товарищами.
— Чего ты от него хочешь? — вмешивалась мать. — Он жил не дома, привык к самостоятельности и выходит из-под нашей опеки.
Все же и она часто говорила Жюльену:
— Как бы то ни было, а тебе надо повидать брата, сынок. И не так ведь это трудно.
Когда, наконец, Жюльен отправился к Полю на склад, там разгружали огромный грузовик с сахаром. Мальчик поздоровался с братом и невесткой; они следили за работой, пересчитывали мешки и что-то записывали в блокноты. С минуту он постоял рядом, потом, видя, что никто не обращает на него внимания, ушел.
Дома дни тянулись медленнее, чем в Доле. Но зато они были не так утомительны, никто на него не кричал, и он был совершенно свободен; однако время, казалось, остановилось, будто его придавил летний зной, от которого задыхался город.
48
Тридцать первого августа Жюльен первый возвратился в кондитерскую. Помещение магазина и столовая были еще заперты, но хозяева, должно быть, уже вернулись — ключ от комнаты торчал в двери. Мальчик вошел, поставил чемодан и распахнул окно. Ворвался ветер, и в душной комнате сразу стало свежее. Жюльен принялся выкладывать вещи из чемодана, и тут он услышал шаги на лестнице. Он подошел к порогу. В дверях стоял круглолицый, краснощекий малый с темными волосами и большим, чуть вздернутым носом.
— Вы служите у Петьо? — спросил он.
— Да, — ответил Жюльен.
— Я новый помощник мастера. Меня зовут Эдуар Корню.
— А я — здешний ученик, меня зовут Жюльен Дюбуа.
Эдуар вяло пожал руку Жюльену и вошел. Он раскатисто произносил звук «р» и растягивал слова.
— Хозяев дома нет? — спросил он.
— Не знаю, — ответил Жюльен. — Я сам только что приехал. Во всяком случае, они уже вернулись из поездки.
— Я оставил чемодан в кафе, — сказал Эдуар, — схожу, пожалуй, за ним.
— Вот ваша кровать, а это ваш шкаф.
Корню посмотрел на Жюльена и сказал:
— Раз уж нам предстоит вместе работать, давай говорить друг другу «ты».
— Ко мне вы можете обращаться на «ты», — сказал мальчик, — но хозяин не разрешает ученикам говорить «ты» мастеру и его помощнику.
Эдуар состроил гримасу, но ничего не ответил. Когда он переступал порог, Жюльен прибавил:
— Пойду затоплю печь. Если вам что понадобится, то цех помещается прямо под нашей комнатой.
Мальчик спустился по лестнице. Ключ от цеха также был в двери, а на мраморном разделочном столе лежал листок бумаги, прижатый
Жюльен медленно обвел глазами помещение. Ему еще ни разу не приходилось видеть цех таким — мертвым и холодным. Вместо привычных запахов здесь стоял только запах плесени — он шел, видимо, с лестницы, которая вела во двор, где помещался дровяной сарай. Мальчик отправился за дровами. Во всех углах висела паутина.
Вскоре в цеху появился Морис в сопровождении Эдуара.
— Привет, головастик, — сказал он, — ты, я вижу, уже развел огонек?
— Да. Печь гудит.
При виде Мориса Жюльен ощутил радость. Морис, казалось, тоже обрадовался.
— Ну как? Хорошо провел время? — спросил он.
— Превосходно, а ты?
— Я ездил в Ментону вместе с родителями. Там хорошо, но я уже бывал в тех местах. Обратно мы возвращались через Альпы. Вот где красота! Ну, а ты что поделывал, расскажи подробно.
— Я все время пробыл в Лоне.
— Ну, это не больно весело.
— Зато я каждый день гонял на велосипеде.
— С приятелями?
— И с приятелями, и с девочками.
— Вот счастливчик! — воскликнул Морис. — В сущности, это куда приятнее, чем все время быть со стариками. Там, на пляже, тоже встречались славные девочки, но разве при родителях развернешься!
Он остановился, взглянул на Эдуара, потом опять посмотрел на Жюльена и спросил:
— Ну, а у тебя много было девочек?.. Что отмалчиваешься? Говори!
Жюльен пожал плечами и пробормотал:
— Ну, чего пристал?..
Эдуар ухмыльнулся.
— Никаких у него девочек не было, — процедил он. — По носу видать.
Жюльен ничего не сказал и снова занялся печью. Эдуар взял маленькую кастрюльку, спустился во двор и наполнил ее водой из-под крана.
— Держи, — сказал он Жюльену, вернувшись. — Согрей воду.
— Где? Печь еще холодная.
— А газа у вас нет?
— В цехе нет.
— Современное заведение, ничего не скажешь. Ну, тогда согрей ее на раскаленных углях. Мне нужна теплая вода.
— А что вы собираетесь делать? Бриться?
Корню расхохотался.
— Нет, — ответил он, — причинное место мыть.
Морис и Жюльен переглянулись.
— Пусти, я все сам сделаю, — заявил Корню.
Он открыл топку и выгреб груду горящих углей.
— Вы нам все дело испортите, — вмешался Морис. — Тут не до шуток, печь еще не разогрелась, и если ее снова придется разжигать, хлопот не оберешься!
— Не беспокойся, я знаю, как растапливать печь.
Эдуар поставил кастрюльку на угли, и она почти тотчас же запела. Когда вода согрелась, он снял кастрюльку, собрал угли, вновь бросил их в топку и направился к выходу.
— Кто интересуется, может пойти со мной, — со смехом предложил он. — Вход бесплатный.
Мальчики с минуту поколебались, потом двинулись следом. В комнате Эдуар достал из чемодана коробочку, где лежал небольшой шприц из стекла и эбонита. Он высыпал в кастрюлю из пакетика темно-фиолетовый порошок, размешал его пальцем и набрал воду в шприц. Окончив процедуру, он помочился в кастрюльку.