В чужой стране
Шрифт:
Силиве одобрил план Трефилова. Он выделил шестерых партизан во главе с Мартином. Силиве сам хотел отправиться на операцию, но пришлось срочно выехать в Мазайк, там его ждал товарищ из партизанского полка, действующего в горах: нужно было договориться об отправке из Арденн взрывчатки и оружия.
На другой день, как только стемнело, группа Трефилова собралась за каналом и посадками двинулась к усадьбе. С комиссаром был Михаил Чалов.
Приблизившись к усадьбе, партизаны вышли из посадок.
Трефилов, шагавший впереди,
Почти все окна особняка были освещены. Во дворе, у крыльца, поблескивал длинный, черный лимузин.
Трефилов ухватился за невысокую изгородь, но Мартин схватил его за плечо:
— Опасно, потом. У него гости…
— Завтра будет поздно, — шепотом ответил Трефилов. — Оставайтесь здесь, ждите сигнала. — И, тронув локтем Чалова, легко перемахнул через изгородь. Михаил последовал за ним.
Когда они подошли к дому, Трефилов подал знак Ча-лову остановиться и подошел к машине. В кабине, навалившись грудью на руль, дремал шофер.
— А, это ты, приятель… Кого привез?
— Обереста и лейтенанта Гоффена, герр лейтенант, — отозвался солдат и выпрямился.
— Дай огня!
Шофер торопливо полез в карман. Вытащив зажигалку, он поднял голову и… отшатнулся: в лицо ему смотрел ствол пистолета.
— Не шевелись! — негромко приказал Трефилов.
Подскочил Чалов. Шофера обезоружили, вставили в рот кляп и скрутили руки. Закрыв дверцу машины, Трефилов подошел к окну, первому от крыльца, заглянул внутрь. Небольшая, богато обставленная комната, вся в коврах. На тахте полулежит женщина, читает книгу. Лица ее не видно. В зале, за круглым столом, сидят четверо. Двое в военных мундирах.
Трефилов поднялся на крыльцо, позвонил. Чалов встал рядом, прижался к стене.
Дверь открыла высокая пожилая женщина.
— Вы к господину…
— Да! — Трефилов шагнул вперед, схватил женщину за руку, зажал ей рот ладонью. Передав женщину Чалову, он посигналил фонарем Мартину. Бельгийцы быстро подошли. Все шестеро были в масках.
— Стойте здесь, — шепнул Трефилов и, поправив фуражку с бархатным околышем и высокой тульей, решительно, вошел в дом. Чалов направился за ним.
Через просторную прихожую они вошли в большую комнату, в которой, кроме рояля, нескольких кресел и множества картин, ничего не было. В соседней комнате, гостиной, слышались голоса.
Дверь в гостиную была полуоткрыта. Трефилов остановился, окинул взглядом людей, сидевших в глубоких креслах. На столе стояли бутылки с вином, поблескивали хрусталем бокалы.
Он снял фуражку, бросил ее на рояль и, широко открыв дверь, вошел в гостиную.
— Добрый вечер, господа! — Трефилов, приветствуя, выбросил вперед руку и, глядя на гестаповцев, быстрым шагом направился к столу. Гестаповцы молча смотрели на незнакомого высоченного офицера. Один из них, тучный, лысый, взялся было рукою за стол, намереваясь встать, но
— Руки вверх!..
Остолбеневшие гестаповцы подняли руки.
Чалов наставил пистолет на толстяка.
— Хозяин?
— Нет, нет, не хозяин!.. Хозяин ушел…
— Обыскивай! — бросил Трефилов.
Чалов обезоружил гестаповцев.
— Зови ребят!
В тот момент, когда Чалов выходил из гостиной, со второго этажа по лестнице спускался хозяин дома. Должно быть, он услышал шум: шел торопливо, держа в руках пистолет. Чалов увидел его первым, но стрелять он не мог: Трефилов предупредил, что фашистского главаря во что бы то ни стало надо захватить живым.
Прежде чем фашист заметил его, Чалов рванулся вперед. Гестаповец, метнувшись в сторону, выстрелил, но промахнулся. В ту же секунду Чалов сбил его с ног, и они покатились по ковру. На шум вбежали бельгийцы. Гестаповцу скрутили руки и увели наверх. Допрашивал его Трефилов. Главарь держался нагло, наотрез отказался отвечать на вопросы. Сухопарый, с длинным узким лицом, он стоял, наклонив коротко стриженную седую голову, и злобно, громко выкрикивал:
— С бандитами я не разговариваю. Сейчас же покиньте мой дом, иначе все вы будете повешены. От имени германского командования приказываю…
— Ах ты, сволочь фашистская! — Трефилов схватил его за грудь, стукнул о стену. — Кому хочешь приказывать, русским партизанам?
Гитлеровец вздрогнул.
— Русским?..
— Будешь говорить?
— Я… Я…
Фашист не только передал все документы, но и назвал имена и адреса агентов, работавших на гестапо.
— Я могу быть вам полезен. Я понимаю обстановку. Германия проиграет войну… Я могу сделать русским большую услугу, мне многое известно!..
— Что тебе известно? — Трефилов смотрел на фашиста в упор.
— Но моя жизнь…
— Я спрашиваю, что тебе известно, слышишь? О твоей жизни решим, когда скажешь.
Фашист сообщил, что гестапо знает об отрядах Котовца и Яна Боса. Комендант Лимбурга готовит большую карательную операцию. За каждого пойманного русского партизана комендант будет платить четыре тысячи франков, а за командира — пятьдесят тысяч.
— Мы знаем, что недавно ваши командиры встречались. Яна Боса мы ждали на мосту, а он ушел лесом… Вы хотите создать большую часть, нам известно о планах…
— Откуда вам известно? Кто сообщил?
Гестаповец замолчал.
— Я спрашиваю, кто? — Трефилов вскинул пистолет.
— К вам проник наш человек. Он русский, с шахты Цварберг.
— Имя?
— Николай. Больше я о нем не знаю. Он пришел недавно, только десять дней…
— Еще что?
— Я сказал все… Я прошу учесть, что сказал, я…
— Учтем, — ответил Трефилов, глядя в глаза гестаповцу. — За твои зверства тебя надо четвертовать. Но мы сделаем снисхождение — расстреляем!