В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя)
Шрифт:
Коней мы пустили пастись, но корм в долине был плохой, кое-где мелкая трава небольшими щетками, кое-где пучки чия. Долго стоять на этом месте не приходилось.
После обеда мы пошли пешком дальше по долине, чтобы осмотреть другие холмы. Они тянулись в ряд на некотором расстоянии один от другого, одни были немного больше и выше, чем первый, другие меньше и ниже, но все того же в общем вида. На вершине двух или трех мы также видели яму с водой и пленкой густой нефти, стекавшей ручейком, а на других такой ямы не было, хотя они состояли из того же темносерого асфальта. На них выделение воды с нефтью давно прекратилось, канал из глубины, по которому поднималась вверх вода с газом и нефтью, очевидно закупорился, — они были мертвые. На них не было и таких свежих зеленых кустов,
Последний холм этой цепи, поднимавшийся там, где долина сильно расширилась и почти исчезла на пологом подножии Джаира, оказался очень плоским, но высоким, не менее 35-40 сажен высоты, тогда как остальные поднимались только на 5-7 сажен над дном долины. Он также был мертвый, без выделений воды, но зато представлял огромный запас асфальта в сотни тысяч пудов.
Обойдя холмы, мы пошли назад к палатке. По дороге я заметил несколько дзеренов, которые паслись в боковом логу и при виде нас отбежали в сторону. Двустволка у меня была на спине, и я решил добыть свежего мяса. Место было удобное, чтобы подкрасться поближе. Я пошел быстро по следующему логу и взобрался на гребень, отделявший его oт лога, в котором были антилопы, а Лобсын остался на прежнем месте, чтобы отвлекать на себя внимание животных. Их было пять. Они подвигались медленно, то пощипывая траву, то останавливаясь, чтобы посмотреть, не преследует ли их Лобсын. Я лежал на гребне за кустом и выжидал, когда они подойдут на верный выстрел. Ружье было заряжено крупной картечью. Когда передовой дзерен остановился против моей засады, я выстрелил; он подскочил, сделал несколько прыжков и упал. Остальные понеслись огромными скачками на противоположный склон лога и исчезли. Я подошел к упавшему: это был старый самец с большими рожками. Скоро подбежал Лобсын, и мы потащили добычу к палатке. Ужин вышел на славу — густой суп и шашлык.
— Сегодня счастливый день для нас, Фома, — сказал Лобсын, — и клад нашли и мяса добыли на весь обратный путь до города.
Когда стемнело, мы развели большой костер из кусков серого асфальта. Костер пылал так жарко, что нам пришлось сидеть подальше от него, а весь холм, долина и ее склоны были ярко освещены. Мальчики приняли большое участие в питании костра, выламывая и притаскивая новые куски асфальта. Было тихо и столб черного дыма поднимался высоко вверх.
— А знаешь ли, Лобсын, — сказал я, — я полагаю, что черный камень, который мы взяли из жил в городе Нечистых духов, тоже асфальт. Он горит и дымит, как этот, и воняет точно так же. Это не уголь, как думают калмыки.
— Они ведь и этот называли земляным углем. И если этот будет асфальт, так и тот, конечно, также. Только там его немного и возить в Чугучак дальше, а здесь много и возить ближе, — заявил Лобсын.
— И там его нужно добывать из глубины горными работами, а здесь бери его прямо из холмов и наваливай в телеги или на верблюдов, — прибавил я.
— Пожалуй, караулить не нужно сегодня, Фома. Огонь такой, что волки близко не посмеют подойти. Только время от времени нужно подбрасывать камень в огонь.
Я согласился с этим, и мы легли спать, мальчики в палатке, а мы вблизи костра, чтобы, просыпаясь, поддерживать огонь. И хорошо, что сделали так. После полуночи начался ветер; горевший спокойно костер стало раздувать, и хотя он был шагах в пяти от палатки, но пламя, извиваясь, начало угрожать ей. И если бы Лобсын не проснулся от хлопанья палатки и не отбросил горящие плиты в сторону, — мы могли лишиться и палатки и всех наших вещей, а мальчики — обгореть.
Утром мы наломали еще несколько плит, чтобы загрузить одну вьючную лошадь полностью асфальтом, и поехали вдоль цепи холмов на запад. Когда серые холмы кончились, местность стала более живописной; миновав еще холмы с слоями яркокрасных, желтых и шоколадно-бурых цветов, мы выехали в широкое сухое русло, которое тянулось из Джаира, и повернули вверх по нему. Его окаймляли сначала длинные яры с теми же цветными слоями, а дальше бросились в глаза две отдельные скалы, похожие на башни, поднимавшиеся среди русла; на каждой
— Смотри, Фома, еще асфальт! — крикнул Лобсын, ехавший впереди каравана, тогда как я замыкал его.
Мы подъехали к башням, спешились и осмотрели черный слой.
— Это, пожалуй, настоящий земляной уголь, — сказал я, осмотрев кусок, выломанный из слоя. — Он не похож на тот, который мы взяли в городе; он не такой блестящий и легко щепится, как гнилое дерево.
Мы взяли несколько кусков этого угля на пробу.
— Только немного его! — заметил Лобсын. — Слой не толстый, всего две-три четверти, и много ли в этих башнях — десятка два-три пудов, не больше.
Дальше вверх по руслу пошли в берегах менее яркоцветные слои, которые, размытые водой и обвеваемые ветрами, образовали разные интересные формы — в одном месте косую башню желтого цвета, разные карнизы, фигурки, кочки. Мальчики восхищались разнообразием форм, но по сравнению с тем, что мы видели в городе Нечистых духов, здесь все было живописно, интересно, но мелко.
А затем эти пестрые яры сменились холмами самого Джаира, и в русле появился ручеек, который привел нас к небольшому оазису — роще тополей и кустов с зарослями тростника вокруг нескольких ключей, вытекавших из ямок среди зелени.
— Это — ключ Турангы-бастау (т. е. топольный ключ), — сказал Лобсын. — Здесь я один раз был. Нужно остановиться — пообедать и подкормить коней, которые вчера у асфальта остались почти голодными. Дальше до позднего вечера ни воды, ни корма не будет.
Мы, конечно, остановились и развели огонь, развьючили коней, пустили их пастись. После сытного обеда мы развесили оставшееся мясо дзерена вялиться на солнце. Мальчики побежали по роще и по окружающим холмам в надежде увидеть зайцев или дзеренов. Когда они вернулись, мой приемыш Очир сообщил:
— Видели только двух зайцев и еще одно огромное обо. Его, вероятно, великаны или нечистые духи сложили из огромных камней. Пойди, посмотри, это недалеко.
Мы отправились втроем, сын Лобсына остался при палатке и лошадях. Среди холмов вблизи русла, ниже рощи, у ключей один холм действительно имел странный вид. На его склонах были рассеяны валуны, большей частью круглые, как шары, и в поперечнике около аршина, совершенно черные и слегка блестящие, а вершина холма представляла кучу из нескольких таких же валунов, похожую в общем на обо, которые монголы сооружают на перевалах и на вершинах некоторых гор и холмов. Каждый монгол, поднявшись на перевал или такую вершину, считает долгом увеличить кучу еще одним камнем, поднятым поблизости, или воткнуть в кучу палку и навязать на нее или на торчащие уже палки тряпочку, оторванную от одежды, или пучок волос из хвоста своей лошади. Все это — жертва горным духам за благополучный подъем на перевал или вершину. Но это обо, конечно, не могли соорудить люди: каждый валун, из которых оно состояло, даже несколько человек не могли бы поднять, не то что унести на холм. И Лобсын подтвердил слова мальчиков, что это обо сложено нечистыми духами.
— Недаром же мы видели по дороге башни, карнизы, кочки странной формы, похожие на то, что было, в том городе нечистой силы. И здесь нечистые духи шалили, чтобы смутить проезжего человека, — сказал он. А я не мог объяснить ему толком, как образовались это обо и эти формы камней [46] .
После отдыха мы поехали дальше вверх по тому же сухому руслу.
— Это русло, — объяснил Лобсын, — режет всю южную цепь Джаира, которую к востоку от него называют горы Чингиз, а к западу — горы Кыр. Последние тянутся до станции Сарджак на тракте из Чугучака в Шихо, по которому мы ехали с немцами.
[46] Массивный гранит при выветривании иногда распадается на большие шары, которые в условиях пустыни покрываются черным блестящим «лаком пустыни», как и щебень, отражающий лучи солнца и луны, что уже отмечено несколько раз в этой книге. Прим. автора.