В долине горячих источников

Вальден Лора

— Он боготворил ее. — Аннабель примирительно улыбнулась.

— И она его тоже? — с сомнением в голосе произнесла Абигайль.

Аннабель пожала плечами. Казалось, в мыслях она была уже далеко.

— Как думаешь, она расскажет нам когда-нибудь о той статье, которую ты нашла, и что все это значит?

— Я никогда не спрошу ее об этом, — упрямо заявила Абигайль. — Пусть унесет свою проклятую тайну в могилу.

Окленд, май 1900

Алан Гамильтон с каменным лицом ходил взад-вперед по большому салону, ужасно ругаясь себе под нос. Он все еще никак не мог поверить в то, что ему только что рассказал судья Делмор, с которым

он повстречался на улице. Будто бы Дункан встал на сторону истцов в этой истории с маори. Судья говорил о Дункане с уважением. Назвал его «осмотрительным молодым человеком». «Да он просто наивный глупец!» — в ярости думал Алан, сжимая кулаки. Нет, он по-прежнему не хотел в это верить. Никогда еще Гамильтоны не трусили перед лицом врага. А теперь позорная капитуляция, хотя настоящее сражение еще не началось. Такое Алан Гамильтон мог назвать только одним словом: предательство!

— Отец, нам нужно поговорить, — вежливо произнес Дункан, нерешительно входя в салон.

— Да, милый мой. До меня дошли неслыханные вещи. Будто бы ты, мой сын, швырнул наш лес в пасть туземцам! Надеюсь, ты сможешь опровергнуть эти ужасные обвинения!

— Не наш лес, отец, это лишь небольшой кусочек леса, принадлежащий маори, и никому в пасть я его не швырял. Я просто восстановил совершенную несправедливость.

— Совершенную несправедливость? — ухмыльнулся Алан Гамильтон. — Что за чушь ты несешь? То есть ты при всех признал, что твой дед напоил маори и тем самым сделал их более уступчивыми? Ты совсем спятил? Как ты думаешь, сколько торговцев древесиной в те времена пользовались такими уловками? Я не знаю никого, кто не делал бы подобных вещей. Но именно мой сын вдруг выступает защитником оскорбленных маори! Ты знаешь, как я называю такое? Предательство! — крикнул Алан, срывая голос.

Дункан молча выслушал его упреки. Он готовился к скандалу и теперь ждал, когда отец перестанет орать.

— Дункан, признай хотя бы то, что ты допустил ошибку, которую немедленно нужно исправить. Сейчас ты составишь иск в суд и напишешь, что истец, этот мистер Ранг или как там его, запугал тебя. Он тертый калач. Ты еще молод и неопытен, просто растерялся. Я вполне представляю себе, как он убеждал судью. — Алан Гамильтон остановился напротив Дункана и сердито сверкнул глазами. — Ты понял меня, сын мой? — строго поинтересовался он и снова принялся расхаживать взад-вперед по комнате.

— Нет, отец! — твердо заявил Дункан. — Я никогда больше не пойду в суд, чтобы лгать там. Кроме того, я сегодня же уезжаю в Роторуа.

— Что-что? Я не ослышался? Но на следующей неделе мы едем все вместе на свадьбу Абигайль!

— Нет, я нужен там. Тетя Аннабель просила меня приехать, чтобы помочь ей, — поспешил заверить его Дункан, радуясь, что придумал повод уехать в Роторуа раньше своей семьи. Он ни в коем случае не хотел говорить отцу, что гонит его в Роторуа после сегодняшней встречи с мистером Рангити. Он должен быть там прежде, чем дядя девушки воспользуется своим влиянием, чтобы не подпустить его к Пайке. Вообще-то, он собирался сделать предложение только по случаю свадьбы Абигайль, но понял, что нельзя терять время. Мистер Рангити не тот человек, кто станет угрожать впустую.

Алан устало поглядел на него.

— Ты совсем голову потерял, черт тебя подери? Я сказал: нет. Ты нужен здесь.

— Я обещал ей и сдержу свое слово, — решительно ответил ему сын.

Алан схватился за голову.

— Боже мой, если бы я не знал, что ты плоть от плоти и кровь от крови моей, то усомнился бы в том, что ты Гамильтон. Разве твой дед хоть раз бросил свое дело ради того, чтобы помочь старой тетке? Нет, никогда! И разве жил бы ты в таком достатке, если бы он не думал исключительно о делах?

—

Нет, отец! — согласился Дункан и поспешно добавил: — Когда мы вернемся из Роторуа, я сделаю все для бизнеса. Я обещаю. Но, пожалуйста, позволь мне съездить туда.

— Ну ладно, — примирительным тоном проворчал отец. — Ловлю тебя на слове. Сразу же после возвращения ты поедешь в Даргавиль и вразумишь добытчиков каури. Они заявляют, будто бы я недостаточно плачу им. Ты покажешь этим подонкам, кто в доме хозяин.

— Договорились! — пообещал Дункан, хотя мысль о подобном занятии пугала его, — как и все, что имело отношение к бизнесу его отца.

Дункан попрощался, поскольку не хотел терять время. Он твердо был уверен: мистер Рангити не ограничится тем, что письменно предостережет Пайку от вступления в этот брак, нет, он наверняка навестит ее лично. Поэтому Дункану нужно сесть на завтрашний утренний поезд, чтобы приехать в Роторуа раньше мистера Рангити.

Сердце молодого человека гулко стучало при мысли о том, что уже завтра он будет рядом с Пайкой. Интересно, что она скажет по поводу его предложения? Что, если она откажет ему? Об этом Дункану даже думать не хотелось. Он был готов сражаться с отцом и высшим обществом Окленда, но если она не любит его, то с этим он ничего не сможет поделать.

Что ж, хотя бы мама была на его стороне в том, что касалось его планов относительно женитьбы на Пайке, что до сих пор удивляло и радовало Дункана. «Ей тоже нелегко с отцом», — подумал молодой человек. Мысленно он вернулся к своему детству. Сначала смутно, затем все ярче и четче ему вспомнилась ночь, когда из беззаботного и избалованного ребенка он превратился в недоверчивого и подозрительного мальчишку.

Окленд, февраль 1888

В ту ночь Дункан проснулся от сильного удара грома. Мальчик резко сел на постели, а затем бросился к окну и стал наблюдать за тем, как молнии одна за другой вонзают свои трезубцы в залив Хобсона. Гроза приближалась. Отец научил его считать секунды между молнией и раскатом грома и объяснил, что гроза находится на расстоянии в столько миль, сколько секунд проходит между ударом молнии и раскатом грома.

Дункан зачарованно наблюдал за игрой стихии. И только когда огромная молния осветила небо, а вслед за этим сразу же раздался оглушительный грохот, мальчик испуганно вздрогнул. Молния попала в большое дерево в дальнем конце сада. Словно от удара большого меча дерево раскололось на две половинки. Потом на некоторое время все стихло, воцарилась призрачная тишина, как будто природа обессилела, — пока небо не осветила следующая молния. «Гамильтон Касл» содрогнулся от мощного грохота.

И только когда отгремел последний раскат грома, Дункан забрался в постель. В этот миг дверь его комнаты распахнулась и он увидел сестру. Похожая на призрак в своей белой ночной рубашке, она стояла на пороге и плакала.

— Я хотела к маме, но у нее закрыта дверь, — всхлипнула маленькая Хелен.

Дункан подвинулся.

— Можешь остаться у меня. Я буду защищать тебя, — пообещал он ей.

— Но я хочу к маме!

— Хорошо, — согласился Дункан. — Я посмотрю, может быть, получится разбудить ее. А ты пока побудь здесь!

Он знал, что лучше всего будет привести маму, иначе, что вполне возможно, Хелен прохнычет всю ночь.

Дункан надел тапочки и выскользнул из детской. Повернув в коридор, ведущий к спальне матери, он услышал громкий крик. Мальчик пошел дальше на цыпочках и осторожно выглянул из-за угла. То, что он увидел там, напугало его больше самой страшной грозы. В коридоре стоял отец. Он был еще в вечернем костюме и с перекошенным от ярости лицом колотил в дверь спальни жены, при этом страшно ругаясь.