В дураках
Шрифт:
– И последнее, - тихо произнёс О’Коннор, - когда мы рассчитывались, сколько денег вы отдали мне?
– Шестьдесят два фунта! – взревел Кин. – Потом и кровью заработанных стерлингов!
– Да нет же, - поправил его Тростинка, - сколько вы проиграли лично мне?
Торговец из Трали на мгновение замер и вдруг как-то сник.
– Не тебе, - вяло отмахнулся он. – Тебе – ничего. Всё выиграл тот фермер.
– А я, я что-нибудь выиграл? – спросил О’Коннор дрожащим от слёз голосом.
– Нет, - вздохнул свидетель, - ты проиграл что-то около восьми фунтов.
–
Мистер Кин уже готовился покинуть свидетельскую трибуну, когда судья остановил его:
– Минуточку, мистер Кин. Вы сказали «всё выиграл тот фермер». Кто такой этот фермер?
– Второй мой попутчик, ваша честь. Фермер из Вексфорда. Не очень хороший игрок, но дьявольски везучий.
– Вы запомнили его имя?
Мистер Кин смешался.
– Нет. Но ведь карты-то были у этого, у обвиняемого. Это ж он мухлевал.
На этом обвинение закончило изложение дела, и к кафедре, чтобы дать показания в свою защиту, направился О’Коннор. Поклявшись говорить правду и ничего, кроме правды, он поведал свою немудрёную, но душещипательную историю. На жизнь он зарабатывал вполне законно - покупал и продавал лошадей. Любил перекинуться в карты с друзьями, хотя играл из рук вон плохо. За неделю до той злополучной поездки 13 мая он зашёл в один из дублинских пабов пропустить стаканчик портеру. Сев на скамью, он почувствовал у бедра маленький твердый брусок, которым оказалась видавшая виды колода игральных карт. Вначале он хотел отдать её бармену, но затем подумал – да кому она нужна! – и оставил себе, дабы коротать время в бесконечных разъездах по просторам Ирландии в поисках новой кобылки или жеребца для продажи.
То, что карты меченые, он понятия не имел. Всё, что детектив рассказывал о «темнении» и «обрезке», стало для него откровением, ни о чём подобном он ранее не слышал. Да если бы и слышал, не знал бы, где искать метки на рубашках карт, подобранных на скамье в пабе.
И что касается мошенников: разве мошенники проигрывают? – спросил он присяжных. А он проиграл незнакомцу в купе целых 8 фунтов 10 шиллингов. Он сам остался с носом. И если мистер Кин ставил больше и больше проиграл, чем он, так, возможно, потому, что в отличие от него, О’Коннора, мистер Кин – человек рискованный, в пылу азарта готовый в омут головой броситься. Но он, О’Коннор, к шулерству никак не причастен, иначе бы он не потерял такую внушительную сумму такими же потом и кровью заработанных денег.
Обвинитель попытался камня на камне не оставить от его признаний, однако человек-тростинка придерживался их с таким рассыпающимся в извинениях упорством и самоуничижительной настойчивостью, что в конце концов адвокат обвинения иссяк, сдался и молча опустился на стул.
О’Коннор вернулся на скамью подсудимых. Осталось дождаться заключительной речи судьи. Судья Комин пристально разглядывал бывшего попутчика. «Ну и простофиля же ты, О’Коннор, - думал он. Если всё, что ты тут наговорил, - правда, тогда ты самый невезучий картёжник в мире. А если - ложь, тогда свет не видывал таких бездарных шулеров. Дважды ты умудрился проиграть в поездах первым встреченным,
Но мысли мыслями, а в заключительной речи никаких «если» быть не должно. Поэтому, выступая перед присяжными, судья Комин подчеркнул, что, во-первых, как утверждает обвиняемый, он нашёл карты в одном из дублинских пабов и понятия не имел ни о каком краплении. Верить ему или нет – решать присяжным, но раз уж адвокат обвинения не сумел убедительно опровергнуть рассказанную О’Коннором историю, то, согласно закону Ирландии, бремя доказывания ложится на плечи присяжных заседателей.
Во-вторых, продолжал судья, обвиняемый утверждает, что сыграть в покер на деньги предложил не он, а мистер Кин, и мистер Кин, в свою очередь, признался, что всё было именно так.
Но главное, возвысил голос судья, О’Коннор обвиняется в том, что мошенническим способом завладел деньгами потерпевшего Лургана Кина. Однако приведенный к присяге мистер Кин поклялся, что обвиняемый ни честным, ни бесчестным способом не получил от него ни шиллинга. И он, и О’Коннор – оба - потеряли деньги, пусть и совершенно разные суммы. Таким образом, обвинение признано бездоказательным. И, во имя чести и справедливости, присяжные обязаны вынести оправдательный приговор. Кроме того, намекнул судья, нисколько не сомневаясь в том, как его слова подействуют на местных обывателей, через пятнадцать минут наступит время ланча.
Только особо тяжкое преступление могло заставить присяжных графства Керри пропустить ланч, так что уже через десять минут двенадцать добропорядочных и честных мужей вернулись и огласили вердикт – не виновен. О’Коннор, с которого сняли все обвинения, покинул скамью подсудимых.
В комнатушке-раздевалке судья Комин разоблачился - снял мантию, повесил на крючок парик и вышел из дома правосудия, чтобы слегка перекусить. Без мантии, жабо и парика никто его не узнал, и он протолкался сквозь толпу зевак, сгрудившуюся перед зданием суда, никем не замеченный.
Но только он собрался перейти дорогу – единственное препятствие, отделявшее его от ресторана при отеле, где, он знал, его ожидал превосходный, выловленный в водах Шеннона лосось, как из внутреннего дворика отеля, сверкающий и величественный, выехал шикарный лимузин. За рулём был О’Коннор.
– Нет, вы это видите? – раздался у него над ухом удивлённый голос. Обернувшись, судья увидел торговца из Трали.
– Вижу, – откликнулся судья.
Шурша шинами, лимузин выкатил на дорогу. Рядом с О’Коннором восседал облачённый в сутану священник.
– А видите, кто с ним? – закричал потрясённый мистер Кин.
Автомобиль медленно проплыл мимо. Святой отец, который так жаждал помочь бедным сироткам из Дингла, одарил стоявших на тротуаре мужчин благосклонной улыбкой и поднял вверх два плотно сжатых пальца. Лимузин исчез за поворотом.
– Это что ж, он нас благословил, что ли?
– Возможно, - пожал плечами судья Комин. – Хотя я в этом сильно сомневаюсь.
– А какого чёрта он напялил он на себя эту одёжу?
– Ну, как-никак, он служитель Святой нашей Матери Церкви, - усмехнулся судья Комин.