В эфире 'Северок'
Шрифт:
После отдыха долго шли лесом, изредка тихонько переговариваясь. Шли бодро, весело.
Вот и источник, где партизаны обычно делали привал. Из-за камней выбивался, журчал и струился родничок. Придешь, бывало, к нему, упадешь на колени перед этим крохотным оконцем, огороженным камнями, зачерпнешь горсть-другую хрустальной влаги, и ты свеж и бодр.
Меня всегда удивляла целебная сила этого маленького волшебника. Сколько партизан к нему приходило, и со всеми он щедро делился своей студеной влагой. Уходили от него все в каком-то приподнятом настроении и будто
Подрывники, утолив жажду, сидели у костра, сушили одежду. Пленный достал серебряный портсигар, не спеша помял сигарету, закурил.
– Нехорошо так, господин унтер, нехорошо. Сам закурил, а мы, думаешь, не хотим? Давай папиросы!
– строго сказал Катадзе.
В глазах фашиста полыхнули страх и плохо скрываемая ненависть. Спрятав в нагрудный карман портсигар, он затравленным волком поглядывал то на одного партизана, то на другого, ища защиты.
– Давай, давай папиросы!
– требовал Катадзе.
– Ну и жмот...
Тогда немец достал одну сигарету и протянул ее Катадзе, а портсигар снова спрятал в карман.
– Ты что? Всем давай! Мне, ему, ему, - указывал Мовшев рукой на товарищей.
– Мы все хотим курить.
Но гитлеровец, видимо, и не думал угощать остальных. Тогда Мовшев не выдержал и забрал у него портсигар.
– Жадоба ты, фриц, - сказал он и дал каждому по сигарете.
– О, братцы, а вещица-то у него именная! С гравировочкой!
Когда все закурили, Мовшев вернул портсигар пленному. Тот схватил его, повертел, словно, убеждаясь, что это - то самое, и быстро сунул в карман. Все засмеялись.
Просушив одежду, подкрепившись последним запасом конины, подрывники двинулись дальше. Саша шел впереди твердой, уверенной походкой. За ним Мовшев, потом - остальные. Омытые дождем деревья раскачивал ветер. Разлитый между гор туман рассеивался. На востоке занималась заря.
С восходом солнца группа добралась до партизанского лагеря. Пленного офицера передали начальнику особого отдела, а сами завалились спать. Врач Митлер перевязал Иванову рану и отвел его в партизанский госпиталь. Ночью самолетом пленный офицер был отправлен на Большую землю.
В два часа ночи я принимал сводку Совинформбюро. Николай спал. Вдруг приоткрылся полог, и вошел Алексей Ваднев. Улыбаясь, он кивнул мне и, присев к тлевшему костру, закурил. Когда я закончил принимать сводку, Алексей достал из своей полевой сумки засургученный пакет.
– Вот, парень, Яша тебе привез. А ребята несут батареи.
– На батареи просто везет, - откликнулся я.
Пакет был из штаба фронта. Писал заместитель начальника разведотдела Северо-Кавказского фронта подполковник Кочегаров. Копия у меня сохранилась, и я позволю привести письмо полностью:
"Здравствуйте, дорогие товарищи: Выскубов, Григорян, Шишкин, Фокин, Воробьев... Шлю вам свой большевистский привет. Желаю сил и здоровья для уничтожения всей нечисти, которая оскверняет нашу Родину.
О ваших делах я кое-что знаю. Вы сделали много для Родины, и я надеюсь, что вы еще сделаете больше. Вместе с вами будем уничтожать врага до последнего солдата.
Я
Мы готовим вам смену, и вы ее получите...
До скорой встречи! Больше терпения! Не думайте, что Родина вас забыла. Помним и всегда с вами.
Жму вам всем крепко руки и обнимаю всех вас.
С командирским приветом подполковник
Кочегаров.
27 сентября 1942 года".
На следующее утро это письмо читали всем оставшимся в живых парашютистам. Десантников уже было всего ничего! Смотрел я на ребят, на их худые задубелые лица, и мне казалось, что людей этих не устрашат ни голод, ни холод, ни кровопролитные бои.
Письмо читал Саша Иванов, и все слушали его затаив дыхание. Несмотря на то, что адресовалось оно радистам, причастными к нему были все парашютисты: все ведь работали от разведотдела.
Саша читал, а кругом было тихо. Пахло сосной, грибами, какими-то неизвестными для меня травами... От речушки приятно тянуло студеностью... Все было так мирно!
* * *
29 октября 1942 года на партизанском аэродроме впервые приземлился тяжелый самолет ТБ-3. Правда, при посадке он наскочил на камень, и на правом колесе сорвало покрышку. Поэтому машина стояла накренившись, и партизаны, приготовившиеся к отправке на Большую землю, не решались садиться в самолет.
Но размышлять было некогда - могли нагрянуть каратели, и командир корабля Георгий Васильевич Помазков стал торопить с посадкой.
Наконец двадцать два тяжело раненных и больных партизана погрузили в машину. Среди них были Саша Иванов, Анатолий Шишкин, Василий Федотов, Рая Диденко. Провожали их все парашютисты.
Нагрузка в самолете была выровнена, и в 23 часа 30 минут, взревев моторами, ТБ-3 пробежал по ухабистой площадке и оторвался от земли.
На другой день мы получили радиограмму, где сообщалось, что самолет благополучно совершил посадку В Адлерском аэропорту и все пассажиры уже доставлены в Сочинений госпиталь No 2120.
29
Стремительно летят дни. Они проходят как кадры в кинофильме. Уже сбросили с себя зеленый наряд дуб, клен, осина, кизил, орешник. Небо заволокли лохматые снежные тучи. Выпадало время, когда даже кружились хороводы пушистых снежинок и вьюжила метель. Начиналась зима - губительное для партизан время...
В середине декабря 1942 года разведотдел Северокавказского фронта радировал о заброске нам большого количества боеприпасов и продовольствия. И в том и в другом мы испытывали крайнюю нужду.