В глухом углу
Шрифт:
— Оплошка вышла, — снисходительно и весело объяснил Внуков. — Полез в карман за платком. По случаю тесноты в чужой карман угораздило. Судья попался недоверчивый.
— Но добрый. На Колыме судьи построже к подобным оплошкам. А это — брат, что ли? — Он кивнул на младшего.
— Брат. Сашок. Парень — ничего. Многим нравится, — которые плохо знают. Ты поклонись, Саша, чтобы не подумали, что грубиян.
Вербовщик протянул руку за документами Саши.
— Тоже сидел?
— Сидеть не сидел,
— Почему ехать надумали? Москва надоела — шумно, наверно?
— И шумно, — согласился старший. — Больше старики шумят — то не нравится, другое плохо. Воздух спертый от попреков. С родными жить — по-волчьи выть. Приходится брести, куда светофор светит.
Вербовщик протянул парням их документы.
— Не могу. Комиссия не пропустит, как имеющих судимости. — Раздосадованный усмешкой старшего, он добавил: — Да и трудно Москве без вас, а мы как-нибудь перестрадаем со своими.
— Страдайте, страдайте! — Старший покровительственно кивнул. Они отошли в сторонку. Младший с досадой проговорил:
— Обратно твоя трепотня, Жорка! Не можешь без выверта, а он на ус мотает.
— Что же плакать перед ним? Не в словах дело. При любых выражениях он бы нас отставил.
Младший с надеждой посмотрел на кучку, стоявшую у соседнего стола. Там зашумели, одна девушка плакала.
— Может, в Норильск? Тоже место неплохое.
— Вздор, Сашок! Лысый еще строже. Слышал, как он спрашивает, — где родились, почему родились, по собственному желанию или по обстоятельствам?
Шум у стола Норильска разгорался. К вербовщику подошли Валя и Светлана и протянули свои паспорта. Валю он принял, Светлане отказал. Подружки согласно возмутились.
— Не могу, поймите! — урезонивал их вербовщик. — У нас набор москвичей, а вы приезжая: выписались месяц назад из Барнаула и еще нигде не прописались? Ни трудовой книжки, ни производственной характеристики… Вам аванса — две тысячи, а если уедете, где искать?
— Да что это? — вознегодовала толпа. — Мы воры, что ли? Мы жаловаться будем на вас!
Вербовщик заколебался. Выпускников средней школы, хотя они считались контингентом неважным, он принимать мог. Ему нравилось лицо Светланы — рассерженное, просящее и упрямое.
— Беру условно, — объявил он, занося в список: «Светлана Белицкая, 18 лет, без специальности, образование среднее, трудового стажа нет». — Все теперь зависит, как секретарь райкома посмотрит на то, что вы не москвичка. Принесите на всякий случай справку из общежития, где остановились.
Подруги поспешили вон. Светлана сказала с радостью:
— Самое главное — этот противный старик
— Конечно! Будем вместе упрашивать. Я подожду здесь, а ты поторопись за справкой.
4
Настроение у Дмитрия Калганова, вербовщика в Рудный, все больше портилось. У соседей в списке стояло уже по тридцати фамилий, у него — всего двое, Василий Ломакин и Алексей Маринов. Этот Маринов вдруг ворвался в комнату и возбужденно буркнул, ни на кого не глядя:
— Оформляйте в Рудный. Еду к вам.
Документы у него оказались хорошие, непонятно было, отчего человек волновался.
Дмитрий иногда выбирался из комнаты в приемную.
К нему обращались с вопросами, он в ответ хвалил Рудный. Что-то в его уговорах было неубедительно, все, с кем он разговаривал, потом обнаруживались перед столами Колымы и Норильска.
«Так не пойдет! — думал он, присматриваясь к посетителям. — Надо решительней: поговорил — и за руку, на оформление!»
В приемной прохаживалось человек пять. Девушка в зеленом платье так и не отходила от окна, Дмитрий, взглянув на ее сосредоточенное лицо, отвернулся — такие франтихи в глушь не метят. Золотоволосая Валя, недавно стоявшая у стола Норильска, нравилась ему больше. Он дружески ей улыбнулся.
— Вы, кажется, вербовались в Заполярье? Может, надумаете к нам? Вас возьмем без разговоров.
— Это почему же без разговоров? — Валя засмеялась, сконфуженная и довольная. — Так не положено — раньше разговаривают…
— А с вами не будем — с руками оторвем!
— У вас одни леса, — защищалась она. — В них звери и комары.
— А люди? — уговаривал он. — Не одни же леса, в самом деле. Парни, девушки… Только таких, как вы, нет, вы будете единственной. Правда, поезжайте. Я себе не прощу, если упущу вас, честное слово!
Он сам почувствовал, что перехватил. Это его не смутило. В разговоре с девушками лучше переложить, чем недобрать. Валя стала серьезной.
— Мы уже завербовались. В Норильске будем учиться в институте. Мы хотели здесь, но не прошли по конкурсу. Я ведь с подружкой.
Он так огорчился, что не сумел скрыть досады.
— Жаль, очень жаль! Разве вы уже получили аванс?..
— Аванса мы не брали. Только какая это разница?
— Большая. — Дмитрий знал, что авансы будут выдаваться лишь после заседания комиссии. — Пока деньги не взяты, вы вольная птица, одни разговоры, что завербовались. Скажете, что раздумали, вас вычеркнут. Многие так поступают. Подругу тоже оформим, это обещаю. Кстати, об институте — я сам учусь на заочном. Кто хочет, тот своего добьется, а помощь у нас окажут.