В горах Тигровых
Шрифт:
— М-да, сказали бы, что с вами встренусь, то не поверил бы.
— Земля тесна, Андрей Феодосьевич, Я бы тоже вруну уши надрал, скажи он мне, что встренемся. Да не дичись ты, Алексей. Имя-то наше. Понашенски-то говорит аль нет?
— Говорит, — усмехнулся Алексей Тинфур — Не удивляйтесь, я с русскими почти с пеленок. Они мне как братья. Еще ни один русский, кроме Лариона, меня не обидел, не был врагом.
— Рад, что наш язык знаешь, — знать, и души наши познал. Давайте гоношить шалашик, дождь в ночь будет, — сказал Бережнов и первый
Сбоку хлопотала речка. Споро построили шалаш, заварили чай, поужинали, потек мирный разговор.
Бережнов рассказал, как они спустились на шельях в Студеное море, потом вошли в Енисейскую губу, поднимались по Енисею до Байкала.
— Остались бы там, но земля студеная. Решили бежать до Беловодья. Умирали дети, старики и старухи, мужики, но никто не роптал. Уверовали люди в то, что есть Беловодье, на том и держались. Только Беловодья-то не нашли. Нет его. Ибо дальше море, а за морем чужие страны. То нам ведомо доподлинно. Жаль, конечно, но жить здесь можно. Раз у вас пристав с казаками, то и у нас тоже будет. А бежать, как поняли мы, дальше-то некуда. Придется тоже ладить с ними, брандахлыстами, куда денешься, — заключил Бережнов, наставник раскольничьей братии — Не дай мы бой, сдайся мирно, то меньше бы мук хватили. Но без боя не обошлось.
Жандармский поручик искал следы Андрея Силова. Он уже знал, на кого можно опереться. Зашел к Гальке Силовой-Мякининой.
— Вы писали, что ваш брат хунхузил, что он убил Лариона? Так ли это?
— Думаю, что так. Конечно, и Ларька был не мед. Оба хороши, — с чего-то пошла на попятную Галька — Андрей бежал в тайгу, будто в Кабанью падь, а где та падь — не знаю. Может об этом знать его старшой сын Васька, вместях ходили выбирать место под деревню. Вот и все, что могу вам сказать.
— Не жаль брата?
— Всех жалеть, то и жалейки не хватит. Зла за Ларьку на него, вот и все… Вдова, а детей куча.
Поручик вашел в дом Василия Силова. Взял его за подбородок, как мальчонку, Васька вспыхнул, оттолкнул руку, зло сказал:
— Непозволительно вам так обращаться со мной!
— Горяч, еще, видно, не порот. Так выпорю.
— Поркой не пугайте, все дело испортите. Что вам надо?
— Куда бежал отец?
— С этого бы и начинали. Куда бежал, то ему ведомо. Места там добрые.
— Кто еще знает о тех местах?
— Почитай, Половина деревни. Ходили выбирать место на случай побега.
— Поведешь ли нас на родного отца? — с брезгливой усмешкой спросил поручик. Ведь и жандармы не любят предателей, хотя без их услуг и дня не могли бы прожить.
— А кто же вас поведет, как не я? Отец бросил нас, за это я ему отомщу.
— Хорош сынок, ничего не скажешь. Ладно, готовься в поход, но об этом ни слова другим.
— Сам с усам, — бросил Васька и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Андрей, средний сын Андрея, притаился на печи, слушая этот страшный разговор. Как только вышел жандарм, он спрыгнул с печи и бросился с кулачонками на
— Изменщик, двоедушник! Маму обидел, теперича тятьку хочешь, чтобы убили жандармы.
— Цыц, щанок! — дал подзатыльник Васька. Андрей убежал к Боровым, здесь был малый совет. Харченко ходил по натертому песком полу, кусал усы, гадал:
— Предаст или не предаст Васька?..
— Васька все рассказал жандарму, он поведет казаков на тятьку, они убьют его, — разом выпалил Андрейка и заплакал.
— Аниска, дуй не стой, догоняй Андрея, пусть уходят в другое место. Пропал не то мужик, — приказал Харченко — Мужики, вы тоже садитесь на коней, в случае чего дадим бой. Мне уже терять нечего.
— Не ввязывайтесь вы в это дело, Капитоныч. Мы мужики, мы и будем защищать своего. Порка для нас привышна. Не ходите с нами. Пропадете, — ровно говорил Иван Воров, натягивая сермяжный пиджак, набивая сумку порохом и пулями — Аниска, ты нас поведешь. А вам, Капитоныч, сидеть дома. Ждать вестей.
Но промешкали мужики. Отряд казаков уже ходко погонял коней по тропе. Впереди Василий, тоже на казачьем коне…
Друзья решили дать дневку. Что-то приболела Софка. Бережнов тоже остался с другом на дневку. Куда им спешить? Они тоже идут к морю, а со знающими людьми и тропа короче.
У коряного шалаша сидел Алексей. Он резал деревянную фигурку острым ножом, хотел по памяти вырезать лицо Ивана Русского. Но не получалось. Иван выходил каким-то суровым, с каменной улыбкой на губах. Не такой был Иван. У Ивана была улыбка мягкая, добрая, спокойная. Вдруг опустил нож, прислушался. Его чуткое ухо уловило чьи-то шаги, шаги опасные, шаги крадущиеся, много шагов. Тронул за плечо спящего Андрея, проговорил:
— Андрий, проснись, плохи идут сюда люди. Много людей.
Андрей вскочил, проснулась Софка, поднялся Бережнов с Исаком Лагутиным.
— Слышишь, идут со всех сторон.
— Дым наш заметили, вот и окружили. Эх, как мы опростоволосились! Но кто же ведет их сюда? Аниска? Нет, этот, умирая, не покажет дороги. Васька! — вскричал Андрей — Мой сын-перевертыш ведет казаков.
— Андрей, бежать надо! — теребила за рукав Софка.
— Куда? Ты слышишь, отовсюду шаги, мы окружены. Как ты, Алексей, не взял своей собачонки, она не дала бы окружить.
— Эй, Силов, сдавайся! — закричал поручик.
— Я буду сдаваться, — подал ружье Софке.
— Чудак, ты идешь сдаваться, а что нам делать? Ты каторжник, мы беглые, с тобой, — знать, твои сообщники, нас тожить на каторгу. Внял ли это? А нам каторга не с руки. Ежли что, так уж лучше в бою умереть, — проговорил Бережнов и первым выстрелил на крик. Кто-то истошно закричал, — кажется, первая пуля не ушла даром.
И загремели со всех сторон выстрелы. Пули секли веточки, клейкие листочки, врезались в валежины, за которыми спрятались защитники. Они стреляли редко, но каждый выстрел нес смерть. Казаки залегли за колодины, под пули лезть не было желания.