В горе и в радости
Шрифт:
— Похоже, я уже привыкла к этим вспышкам. — Стейси потерла пальцами лоб.
— К ним невозможно привыкнуть.
— И тем не менее, — вздохнула Стейси.
Мария пересекла столовую, держа поднос с завтраком для Корда. Без всякого аппетита Стейси принялась за воздушный омлет, зная, что на сегодня намечено множество дел, а на голодный желудок с ними не справиться.
На веранде звякнули раздвижные стеклянные двери, и Стейси невольно прислушалась к топоту башмаков по мощеному каменному полу веранды. До столовой долетал мягкий голос экономки, окрашенный
Зато не составило труда расслышать выкрики Корда:
— К черту! Я же сказал ей, что сыт!
За гневными воплями последовал грохот, не оставляющий сомнений в печальной участи, постигнувшей поднос.
— Мария, я… — Его голос виновато пополз вниз, но извинение так и не было произнесено.
У Стейси на глаза навернулись слезы, и она едва не разрыдалась. Лицо Трейвиса помрачнело.
— Корд сегодня в отличной форме, — сухо прокомментировал он, отпивая кофе. — Надеюсь, что с жеребятами он будет обращаться несколько иначе. Они ведь тоже горячие.
— Не беспокойся, он остается дома, — сказала Стейси, глядя в тарелку с омлетом.
— Вот как? — Темная бровь недоуменно взлетела вверх.
— Именно так.
— Он объяснил почему?
— Конечно, — огорченно кивнула Стейси. — Сказал, что формальное участие его не интересует. Он считает, что мы нянчимся с ним и притворяемся, будто нуждаемся в его советах.
— Но ведь он сам разработал программу по разведению рысаков! Ты напомнила об этом? — Трейвис улыбался, но ему было явно не до смеха. — Как мы, по-твоему, разберемся без него?
— Думаю, что Корду все равно. — У Стейси комок подкатил к горлу. — Он сказал, что мы замечательно управляли фермой и можем продолжать в том же духе. Он убежден, что уже не поправится.
Трейвис сидел напротив Стейси и без труда прочел в ее глазах затаенное горе.
— Такие, как Корд, не сдаются, что бы он ни говорил. Он борется, но не показывает виду.
— Думаешь? — У Стейси задрожал подбородок. — Сегодня он заявил, что лучше бы Коултер не вытаскивал его тогда из самолета. Я понимаю, что он должен при этом чувствовать, но… — Она зажала ладонью рот, стараясь сдержать слезы. — Мне кажется, его уже ничто не волнует, даже ранчо.
«Даже я», — могла бы добавить она, но вовремя остановилась.
— Как раз волнует, и даже слишком, иначе бы он так не упирался.
— Хочется верить. — Бог свидетель, она действительно пыталась. — Я сама виновата в том, что он так реагирует на разговоры о ранчо. Когда бывало трудно, помнишь, я запрещала что-либо рассказывать ему, пока мы с тобой все не преодолевали. Мне стоило больших усилий не делиться с ним тревогами — его покой был важнее. Я позволила ему думать, что дела идут гладко. Прислушайся я к тебе раньше, и сегодня? Корд не упрекнул бы меня в излишней опеке.
— Стейси, не надо изводить себя тем, что было бы, если бы… Что сделано, то сделано, и с этой минуты пошел новый счет. Нам нужно отсмотреть целый табун молодняка, так что давай жуй скорее. — Голос Трейвиса звучал насмешливо, но лицо светилось добротой
Стейси улыбнулась в ответ.
— Я знаю, ты хочешь, чтобы я взяла себя в руки. Не представляю, что бы я делала весь этот год без твоей помощи. Ты так терпеливо выслушивал меня каждый раз.
— Надеюсь, из меня получился неплохой громоотвод. Нельзя же все время подавлять эмоции, иногда их надо и выплескивать.
Он допил, кофе и поставил чашку на стол.
— А как ты, Трейвис? — заботливо поинтересовалась она, поймав себя на том, что свалила на него свои проблемы, совсем не считаясь с его душевным состоянием. — Тебе не нужен громоотвод?
Он переменился в лице. Навязчивое видение молодой женщины, чьи волосы цвета темного меда, а глаза с золотыми крапинками, на краткий миг посетило его. Жена бывшего шефа, Коултера Лэнгстона, — Натали.
— Мне поможет время. — Он сделал глубокий вдох, отгоняя дразнящий пленительный образ. — Только время лечит. Время и работа.
Стейси решила оставить эту тему и налегла на омлет.
— Хочу поговорить с Кордом, прежде чем мы примемся за дело.
— Если не возражаешь, я пойду с тобой. — Трейвис поднялся со стула и прихватил запыленную ковбойскую шляпу. — Может быть, мне удастся уговорить его.
Стейси кивком выразила согласие и вышла из-за стола. Вряд ли их ждет успех, но попытка не пытка.
Каменный пол веранды был еще слегка влажным от пролитого кофе, но осколки посуды — последствия вспыльчивости Корда — уже убраны. Когда Стейси и Трейвис появились в дверях, Корд сидел, задумчиво устремив взгляд вдаль. В такой полудреме он обычно ни на что не реагировал, но сейчас — Стейси была уверена — он знал об их приближении.
— Мы идем на конюшню, — тихо сказала она.
— Ну-ну.
Глухой голос Корда был полон сарказма и презрения. И уже невозможно было спросить, все ли с ним в порядке и не нужно ли чего. Корд достаточно ясно демонстрировал нежелание принимать какие бы то ни было знаки внимания. Стейси робко взглянула на Трейвиса, желая только одного — чтобы ей не пришлось заходить на веранду.
Трейвис — отзывчивый и бескорыстный, как всегда, — нарушил напряженное молчание:
— Послушай, Корд, я скотовод. Спроси меня о коровах: херенфордширских, абердин-ангусских или санта-гертруде, — и я с кем угодно могу обсудить достоинства этих пород. Спроси меня про хороший коровник — и здесь я буду на высоте. Но в разведении и селекции лошадей я не понимаю ничего.
Карие глаза высокомерно оглядели Трейвиса с головы до пят.
— Ну что ж, придется подучиться. От такого ответа веяло холодом полного равнодушия.
— Корд! — выдохнула Стейси, не в силах вынести его отрешенности.
Он отвернулся, показывая, что обсуждение закончено.
— И заберите с собой собаку, когда будете уходить.
— Каюну лучше остаться здесь. — Терпение Стейси иссякло. В дрожащем голосе слышалось плохо скрываемое раздражение. — Когда ты всех нас отсюда выгонишь, то еще скажешь лучшему другу человека «спасибо» за компанию.