В городе жестоких людей
Шрифт:
— Я должна увидеть его, как ты не понимаешь. Он там… а я тут…
— Понимаю. Я бы тоже сходила с ума. Но для начала ты вытрешь слёзы, возьмешь себя в руки и подождешь, пока я позвоню одному человечку. Он поможет найти Дениса не спалившись перед Антоном.
Этим самым «человечком» оказалась Ольга Владимировна, мама Тимофея и по совместительству — врач неотложной помощи. Пока Ира объясняла ей суть проблемы и просила о помощи, Ксюша стояла не шевелясь. Сейчас она немного успокоилась, смогла взять себя в руки и трезво, без эмоционального наплыва,
Ира права. Антон не должен знать, что она в курсе. Для себя Ксюша уже всё решила: сегодня она поставит жирную точку в их ненормальных отношениях.
Из вязкой трясины вырвал довольный голос подруги:
— Хватить киснуть, Аврахова. Сказали подождать минут двадцать. Скоро у тебя на руках будет не только номер больницы, но и номер палаты.
Двадцать минут? Так долго? Спасибо Ирке — не дала завянуть. Вытащила на улицу, на свежий воздух и принялась ездить по ушам, рассказывая о всякой фигне. Честно? Не слушала её, мысленно находясь рядом с Денисом. Сердце сжималось от неизвестности. А хуже всего было то, что он мог подумать о ней не самое лицеприятное. Ещё бы, ни разу не навестить. Трындец, короче. И как после такого смотреть ему в глаза?
Ольга Владимировна позвонила спустя полчаса и с ходу задиктовала данные. Кучер расплылась в благодарности и пообещала от своего имени огромную шоколадку. Ксюша слышала, как мама Тимофея рассмеялась, заверив, что не нуждается в благодарности, и пожелала скорейшего выздоровления их другу.
Рука взметнулась вверх, зависла ненадолго в воздухе и обессилено опустилась вниз. А вдруг он спит? А вдруг к нему сейчас нельзя? А вдруг… к черту. Всё и всех туда же. Если спит — посидит тихонько, а если кто-нибудь рядом — подождет, пока уйдут.
Пару раз звонил Антон. Он будто чувствовал её настрой: наяривал и наяривал, пока она не выключила телефон окончательно. Пускай побесится.
Сделав глубокий вдох, осторожно, как можно тише, потянула на себя дверь и протиснулась в образовавшуюся щель.
Денис не спал и был сам. Мощное тело опиралось на высокую подушку, а задумчивый взгляд был устремлен в окно. Ксюша сглотнула, застыв, и с жадностью, граничащей с дотошностью, принялась изучать его состояние.
Его лицо ещё носило следы синюшности, левую бровь рассекал уже успевший затянуться шрам, а на груди… сглотнула, проталкивая тугой ком, тугая повязка. Часть татуировок была спрятана под ней, оставшаяся часть огибала широкие плечи, соскальзывала вдоль сильных рук. А ещё её внимание привлек подаренный ею кулон-компас, совершающий размеренные движения в унисон с грудной клеткой.
Дверь, на которую она навалилась в поиске опоры, протяжно скрипнула, и в этот момент Денис повернул к ней голову.
Вздрогнули. Оба. Денис — от неожиданности, а она — от того, что увидела в его глазах. Там было столько всего, что на миг задохнулась.
— А мне сказали, что ты в Лондоне. — Несмело шагнула к нему, прикрыв дверь. — Гуляешь по туманному Альбиону и радуешься жизни. —
Денис не сводил с неё удивленных глаз, будто не веря в её присутствие.
— Ты… — подался к ней и тут же застонал, прижав ладонь к перебинтованной груди. Ксюша внутренне сжалась, пытаясь представить, насколько это больно. — Я думал, ты… — стиснул зубы, гулко зарычав от пронзившей тело боли.
— Бездушная стерва? — подсказала Ксюша, невесело улыбнувшись. На глаза набежали непрошенные слёзы. Пускай Денис и держался молодцом, но то, как он говорил, как сжимал кулаки, опуская избитое тело обратно на подушку, говорило само за себя: любое, даже самое безобидное движение доставляло адскую боль.
— Что-то в этом роде.
У Ксюши по коже пронесся вихрь мурашек. Даже не думала обижаться. Устремленные на неё глаза, в отличие от губ, считали иначе. Плавилась под силой их обжигающего натиска. Нет, не показалась ей тогда его самоотдача. Всё с той ночи присутствовало и сейчас. И пускай они оба молчали, глаза говорили о многом.
— Что у тебя с Антоном? — Денис вымучено выдохнул, растревожив застывшую боль. Обезболивающие справлялись на троечку. — Только честно. Я сейчас… я сейчас на таком распутье, что нуждаюсь в четком представлении нарисованной картины.
Ксюша посмотрела на его руки, на проступившие от напряжения вены и тяжко вздохнула. Так хотелось прикоснуться к нему, обнять.
— Я не виделась с ним с той ночи, Денис и решила расстаться с ним. Давно уже решила. Только… — голос дрожал. Говорила тихо, но каждое произнесенное ею слово оглушало. — Только он будто чувствует. Не знаю. Не идет на прямой контакт. Придумывает вечные оговорки. А я не могу не поговорив, понимаешь? Может, это глупо. Пускай я и ненавижу его за подлый обман, но иначе не могу. И ещё… — сделала паузу и отвела взгляд, собираясь с мыслями.
Денис замер, ожидая продолжения. Внутри такой адовый п*зд*ц, такой замес завертелся, что на секунду испугался затопившей душу темноты. Сколько всего передумал, сколько намучился, исходя жгучей ревностью, и что в итоге? Стоило только увидеть её и всё, п*зд*ц, поплыл как озабоченный мазохист, наступая на одни и те же грабли. «Если ты наступаешь на одни и те же грабли — значит они того стоят» — вспомнились нравоучения тётки. Хрен его знает, стоят они того или нет. Но одно он знал точно — если откажется он неё сейчас — сдвинется по фазе.
Радовался, словно малолетка, что нависшая над глазом гематома сошла на нет, и теперь он мог открыто любоваться Авраховой. Что не лежал пластом, а даже полусидел, не ударив лицом в грязь.
Ксюша смотрела в окно, не замечать его голодного взгляда и нервно теребила низ шерстяного платья.
— Денис, Антон знает, что я оставалась у тебя, — произнесла в итоге, повернув к нему голову, и тут же ответила на его немой вопрос: — Не важно, откуда, но знает.
Денис жёстко заиграл скулами.