В гостях у Рема или разведчик из будущего
Шрифт:
— Двадцать два, — прочёл он вслух и постучался.
Ему никто не ответил, и, подождав пару секунд, он потянул на себя дверь, она легко открылась, и буквально сразу же за ней оказалась перегородка в половину человеческого роста. В неё он и упёрся грудью, сделав всего пару шагов. За перегородкой виднелась большая комната с пятью столами. Они стояли недалеко друг от друга, выстроившись в одну линию. За каждым из столов сидел работник, занимавшейся какими-то делами, все одеты в форму штурмовиков, даже одна фрау.
Услышав стук двери, один из них поднял голову и
— Слушаю вас?
— Меня зовут Август фон Меркель. Позавчера меня выписали из больницы. А вчера посетило дома начальство в лице штурмфюрера и вручило лычки нового звания. Мне сказали, чтобы я явился за выплатой и премией за ранение.
— Фон Меркель? Помню такого. Минутку. Клаус! Посмотри в картотеке фон Меркеля и оформи ему причитающееся.
Мужчина за соседним столом вскинул голову, кивнул и, встав, пошёл к длинному шкафу во всю стену, ища нужный ему ящик. Видимо, это была картотека. Через минуту он выдвинул один из ящиков, в котором оказались стоящие стоймя картонные папки. Недолго порыскав внутри, он выудил одну нужную и вместе с ней вернулся к своему столу. Положив папку на стол, стал внимательно изучать её содержимое, сверяя со своими тетрадочными записями.
— Так, вам действительно присвоено звание обершарфюрера. Поздравляю! И даже есть положительная характеристика на получение следующего звания. Есть и распоряжение о премии за полученное тяжёлое ранение. Все выплаты запланированы вам на завтра. Вам же сказали, что вы их должны получить завтра?
— Да, но мне надлежит ещё и вступить в строй, и я подумал, что, быть может, я не успею сделать это всё в один день.
— Хорошо, я сейчас вам всё оформлю, и вы сможете получить деньги в кассе, заодно вам причитаются и деньги за май. Вы подписывали договор по стандартной схеме?
— Ммм?
— Вижу, что по стандартной. Являетесь членом НСДАП?
— Да.
— Так, вижу, с 1928 года, поэтому будет небольшая надбавка за партийный стаж.
— А что, разве не все штурмовики являются членами НСДАП?
— Конечно, не все. Большинство не имеет к ней никакого отношения. Они подписали стандартный договор о найме на три месяца или на полгода, редко кто подписывает на год или больше. У вас договор на весь год, если вы помните.
— Да-да, — закивал Шириновский.
— В связи с тем, что вы подписали договор на год и к тому же ещё являетесь членом НСДАП, вам положены страховые выплаты, их мы вам оформим, но не сразу. Примерно через месяц, постарайтесь прожить его и при этом не погибнуть, иначе деньги вернуться обратно в фонд.
— Гм. А родственникам они разве не достанутся?
— У вас нет родственников. Мы и так идём вам навстречу. Причитающиеся вам выплаты я сейчас выпишу, и вы сможете их получить в кассе на третьем этаже. А пока вы можете подождать в коридоре, я позову вас.
Шириновский вздохнул и вышел, сжимая в руках своё коричневое кепи. В коридоре оказалось почти пусто, только изредка проходили мимо люди в форме штурмовиков, а то и в гражданской одежде. А ещё в здании оказалось очень мало женщин, критически мало. Даже в этом
Ждать пришлось недолго, минут десять, дверь открылась, и его пригласил тот же мужчина, который и оформлял ему деньги.
— Всё готово, можете забирать и идти в кассу.
Зайдя в кабинет, Шириновский получил в руки ведомость, напечатанную на машинке, на которой вверху красовалась свастика и аббревиатура СА. Забрав её и поблагодарив, развернулся и ушёл искать кассу штурмовиков.
Поднявшись на третий этаж, быстро обнаружил железную дверь, в которой было прорезано узкое окошко, закрывающееся изнутри на засов. Над дверью красовалась соответствующая надпись «Kasse». Окошко оказалось открыто. Заглянув туда, он увидел сидящую за столом женщину, что считала деньги, и стоящего за ней охранника в форме эсэсовца.
— Здравствуйте. Мне получить зарплату и выплаты.
Фрау оторвалась от подсчёта мелких купюр и уставилась на него строгим взглядом из-под очков:
— Ведомость есть?
— Пожалуйста.
Взятая в двадцать втором кабинете денежная ведомость скользнула в окошко, чтобы сразу же оказаться под бдительным оком весьма строгой фрау. (Она, правда, была не только строгой, но и страшной, но это детали.) Фрау деловито прочитала её и полезла в сейф.
Вольфович молча ждал, резко зачесалась ладошка, пришлось уважить её лёгким почёсыванием. Надежды на крупную сумму у него имелись, но слабые. Пока фрау деловито копалась во внутренностях сейфа и занималась отсчитыванием мелких купюр, Шириновский вызвал из памяти своего реципиента примерные суммы зарплаты рабочих и, соответственно, цены на продукты и вещи.
Зарплаты оказались довольно низкими. Самые высокооплачиваемые квалифицированные рабочие получали одну марку за час работы. Самые низкооплачиваемые рабочие получали в среднем 59 пфеннигов. Итого в месяц зарплата в 100–125 марок считалась довольно приличной, а в 150 уже очень хорошей.
По ценам расклад оказался примерно такой. Буханка хлеба стоила 31 пфенниг, пять килограммов картофеля — 50 пфеннигов, литр молока — 23 пфеннига. Килограмм бекона по 2,14 марки, что было очень дорого. Сливочное масло по 3,10 марки за килограмм тоже казалось большой роскошью. Яйца стоили 1,44 марки за дюжину. Один литр пива стоил 88 пфеннигов, а сигареты — 30 пфеннигов за десять штук.
Большинство немцев жили в арендованных квартирах и платили за аренду около 12 марок в месяц. Еще 5–10 марок тратилось на оплату газа и электроэнергии. Ну, и только 30–50 марок можно было потратить на одежду, обувь, транспорт, здравоохранение, страховку, предметы домашнего обихода и отдых. Короче, не ахти, благо семьи у фон Меркеля не имелось, детей тоже, поэтому можно всё тратить на себя любимого.
А ещё, как агенту, ему выплачивались небольшие суммы от резидента советской разведки, но контакта с ним давно уже не было, и вообще на нём, скорее всего, поставили жирный… крест. На связь он уже давно не выходил, ни с кем не контактировал и сведений особой ценности не передавал.