В гостях у Сталина. 14 лет в советских концлагерях
Шрифт:
В 4 часа утра встаю и иду к церкви. Еще темно. По улицам со всех концов станицы вижу торопящиеся фигуры с посудой в руках: кто с кувшином, кто с чайником, кто с кофейником и пр. и пр.
И все устремляются на возвышенность к церкви. Подхожу и я к ограде. Довольно большой двор — церковный, уже полон людьми.
Внутри у ограды, вокруг церкви, бесчисленное множество мигающих огоньков — свечей, слившихся, на первый взгляд, в одно общее огромное огненное кольцо, освещая торжественные лица склоненных фигур, ждущих появления священника, освящающего воду.
На
Освятив волу в кадке, священник идет вокруг ограды, освящая воду ожидающих. С освященной водой люди быстро уходят освобождая место другим ожидающим в стороне; и так пока не будет освящена вода всем, круги вырастают по 3–4 и 5 раз.
После освящения моей воды, собравшись, иду к выходу, но далеко идти самостоятельно не пришлось. Живая масса людей всасывает тебя и несет помимо твоей воли вперед. Невольно приходится подумать о благосостоянии своих ребер, но ото длится не так долго.
Через несколько минут за воротами делается «разрядка». Плотная масса рассыпается, как из мешка орехи и с веселыми, довольными лицами, свободно вздохнув, разбредается по всем направлениям к своим жилищам, где надо написать мелом или выжечь кресты свечей на дверях и окропить освященной водой, по старым обычаям, всё: и людей и скотину, если имеется, деревья и виноградники.
Это наблюдается в казачьей среде и до настоящего времени.
Пасха
Прошла страстная неделя, как в старое дореволюционное время и наступил день пасхальный. Подымаюсь в три часа ночи и спешу к церкви, чтобы захватить место, и в первую очередь освятить «пасху» — кулич, но вижу, что для первой очереди я, чуть не последний. С освящением пасок, яичек, соли и кусочка сала или колбасы, если они имеются, происходит такая же картина, как и с освящением воды на Крещение на заре.
Очереди меняются и не меньше четырех раз.
Праздник Пасхи встречается очень торжественно, и этой торжественности содействует то, что он в воскресение, а не как Рождество Христово, и люди, почти все свободны от работ.
Все обычаи соблюдаются, как и в дореволюционное время, но на много беднее. К церкви люди приходят и приезжают на грузовых машинах, даже за 20 кил. из мест, где церкви были разрушены коммунистами в 1918 году.
Партийцы в церковь не ходят и детей своих не крестят, но простой народ и сейчас тянется к церкви, особенно старших и сред — них лет, посещают церкви исправно, но среди них бывает не мало и молодежи. В большие праздники, как Рождество, Крещение, Пасха, если не придешь в церковь за три четверти или пол-часа раньше до начала службы, ты в церковь не сможешь протолкнуться, церковь переполнена. Церковь не в состоянии вместить всех верующих, желающих ее посещать, и толпа в 100–200 и 300 человек, молится на дворе, у входов в церковь, не взирая на время года.
С молитвой священник по домам не ходит.
Школы
Школ
Два дня в неделе учеников используют, как работников на колхозных полях. Особенно смешными кажутся ученики маленькие 2–3 классов, идущие с сумочками через плечо и мотыгами с длинным черенком, сделанным, конечно, для взрослых, тоже на плече, направляясь в поле на полку кукурузы.
Учительницы распределяют участки в поле и под их наблюдением малые труженики уничтожают врагов кукурузы — сорную траву, а зачастую и любимицу Хрущева — кукурузу, неудачными ударами тяжелой мотыги, предназначенной для более сильных работников.
Бедная молодая гвардия, после дневного «героического труда» к вечеру возвращаясь, едва плетется в станицу — домой и уже не неся, как утром, на плечах мотыги, а влача их по земле — усталые грязные.
Об окончивших семилетки и десятилетки, никто не беспокоится. Они, окончив эти учебные заведения, сами должны пробивать себе путь, — идти в колхоз доярками, свинарками или же простыми работниками. Многие, как юноши так и девушки идут в города и там, на производствах учатся ремеслам: плотников, каменщиков, штукатуров, маляров и пр. Многие идут на заводы и учат тракторное и слесарное ремесла, электросварщиков, автогенистов. Очень многие юноши идут изучать шоферскую и тракторную профессию, но ни один молодой человек не остается в колхозе: не хотят быть рабами советского хозяйства.
Музыка и пение
Там, в Казачьей Области и по всему Сов. союзу, развелось очень много композиторов, но многие из них не стоят «выеденного яйца», как говорится. Я имел радиоприемник и каждый вечер слушал музыку и пение, передаваемые со всех больших радиостанции и часто приходилось разочаровываться новыми музыкальными произведениями и песнями, вновь испеченными на советский лад их новыми композиторами. Не догнать им старых композиторов: Чайковского, Глинку, Римского-Корсакова и многих других прошлых времен да и наши казаки, мастера на песни и танцы.
Много есть подражаний, но они скудны, бедны. Часто приходилось слышать «квинтеты» — пятиголосное пение. О, как оно ужасно, какой душураздирающий дисонанс. Какой сумасшедший придумал это.
Мне кажется, что они этим хотели окончательно убить музыкальную душу, отравить ее. Вытравить любовь к музыке и песням у людей.
Часто пелись и кантаты своему «святому» Ленину и «коммунистическому труду», подобно церковным песнопениям, но все это получалось смехотворно, бедно и в конце концов унялись, перестали мозолить уши людям и портить нервы своим безумным пением.