В гостях у Сталина. 14 лет в советских концлагерях
Шрифт:
Решил я проверить чудеса двадцатого века. Беру с собой старенький велосипед и качу в станицу Ильскую, со всеми предосторожностями, чтобы нет попадаться на глаза милиции.
В ст. Ильской, без особых затруднений на окраине станицы нашел улицу и дом хваленной ворожеи. Во дворе сидит группа женщин, терпеливо ожидающих своей очереди. Захожу во двор и начиняю расспрашивать, чего они ждут. Сначала уклончивые разговоры, боясь соксота властей, но быстро уверившись, что я человек не опасный, стали более откровенны. Оказалось, что здесь узнаются «тайны», здесь «знаменитая» гадалка и лекарка водой.
Вскорости вышла «все знающая» бабка гадалка. Невзрачная, почти плюгавая фигура
Задала несколько вопросов, на которые я ответил неопределенно и двусмысленно. Хотела, конечно, узнать на какой струне может сыграть и не добившись этого начала свое «священодействие» читание чего то непонятного, не то отрывки из молитв, не то просто дурачество, поминая Матерь Божью и каких то неведомых мучеников и святых, читала над бутылками с водой минут десять, как бы впадая в слабый транс. Наговорила, конечно, «сорок бочек арестантов и три мешка гречаной волны» и такой чуши, «что на ум не налезет», как говорится. Ради вежливости предложил ей 10 рублей за труд. Она, конечно, осталась очень довольной, что одурачила еще одного и за это получила 10 рублей за 10 минут, и я был доволен, что увидел работу «знаменитых» народных гадалок и прозорливых, как они людей дурачат, обманывают и за 10–15 минут берут от несчастных по 15–25 рублей.
Таких гадалок не мало есть среди народа простого, доверчивого и они сосут соки ого отрывая крохи у несчастных страдальцев, как паразиты.
О гостях
Советский союз широко раскрыл свои объятия коммунистам всего мира и всем дармоедам приезжающим погостить, напиться и наесться советского хлеба, вымешанного с кровью и потом порабощенных народов. Эти дармоеды но знают по что обходятся их посещения советскому голодному люду. Они не знают сколько проклятий неслось к фестивалю, и несется в настоящее время «гостям» и «братьям» китайцам /в период братства с китайцами/ перед которыми заправилы советов благоволят, а свой народ держат в рабстве и нищете, полуголодным, полунагим и работающим подобно роботу бессменно и без надлежащего отдыха.
Подъярмленный народ СССР страшно настроен против всех цветных (исключая индусов), и в особенности «братьев» китайцев, считая их главными виновниками всей их бедноты и всей их нищеты.
Приехавшие из Китая рассказывали, что хлеб и другие продукты из сов. союза продавались по баснословно дешевой цене. Так например конфеты, которые в сов. союзе продавались по 33 руб. в Китае их можно было всюду купить по 3 рубля килограмм. Прибывшие солдаты с Восточной Германии рассказывают о больших поставках зерна из сов. союза в западные страны сателитов и какой там дешевый хлеб, а в наших краях свирепствовал искусственный голод.
Хлопоты о выезде
Как я уже сказал, списаться с заграницей в лагерях возможности не дали мне, как и остальным лагерникам из белой эмиграции, не проявившими себя секретными сотрудниками советских властей и рьяными работниками, и вот я, очутившись на «воле», сразу же взялся за восстановление связи с зарубежным миром, прерванной 10 лет тому назад. Я не терял веры в то, что я, как бы то ни было, законно или незаконно, должен вернуться вновь к своим: к семье и близким.
Правда, уже не тем, как был, молодым и здоровым, когда нас выдали англичане, но надежда на то, что есть правда на свете, что есть люди и найдутся, которые меня, как вырвавшегося из пасти смерти, встретят, приютят и поставят на ноги, постараются залечить душевные
В лагерях мы все твердо верили в то, что воскресшим, вырвавшимся из советского ада, все помогут, ибо мы жертвовали и страдали не за свое личное благополучие, а за благо всего мира и не по своей воле или трусости попали в лапы врагов всего мира и что
«Организации по защите прав человека», не замедлит протянуть свою руку помощи «героям нищим», не преклонившим своей головы перед мировыми бандитами из Москвы и их коммунистическими законами — законами СССР.
И вот я начал налаживать связь, что мне и удалось в конце — концов. Нашел семью в Австралии. Оттуда последовал вызов через красный крест. Так, как австралийского консула тогда в Москве не было и его функции вершил английский, то я и обратился к нему.
Он, на редкость оказался добрым человеком с его секретарем Р. З. Муслов, и сразу же началась работа и борьба за освобождение меня из «рая» коммунистической «счастливой страны».
Для выезда за границу всяк должен иметь заграничный паспорт и я обратился с просьбой к сов. властям выдать мне надлежащий документ, но мне в этом было отказано, а когда они принимали нас от предателей англичан, то не спрашивали ни паспортов ни виз, — какой парадокс? — и прямо в Сибирь, а теперь дай им паспорт тогда они наложат визу и езжай. — Нет? — Принимай советское гражданство и мы вам, как своему гражданину, выдадим паспорт заграничный и визу наложим и поезжайте, пожалуйста, сколько угодно и куда угодно? Заманчиво, но «старого воробья не проведешь на мякине». Имел он уже урок десятилетний /сокращенный из 25-ти летнего/. Благодарю и отказываюсь, что их, как будто бы, удивило.
Не захотелось мне вновь идти «гулять» с «дружком» по густой тайге и рудникам Сибири, но уже не как «эмигрант-белобандит», а как советский гражданин. Лучше я поеду к своим, в «гнилой», /как они называли/, капиталистический лагерь, подальше от коммунистической «свободы».
Обо всем пишу английскому консулу в Москву. В ответ получаю бланк, заменяющий заграничный паспорт, с предложением заполнить его, приложить фотокарточки и деньги на гербовый сбор и прислать обратно, что я и сделал. «Скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается», говорится в народе. Так было и со мной.
Дело это началось 15 ноября 1956 года. Советский подполковник ведающий проверкой и наложением виз в г. Краснодаре, особенно изводил меня своими доводами, что «никакие бумажонки мне не помогут, кроме заграничного советского паспорта; и в предпоследней явке довел меня, что называется, до полуобморочного состояния.
Довел меня до такой степени, что я не смотря на свои старания бороться с нервами, доходил до того, что не знал, что со мной делается. Я чувствовал, что вот, вот, что то страшное может случиться со мной: я был подобен человеку стоящему и смотрящему на гигантскую движущуюся лаву-глыбу, которая вот, вот должна его стереть в порошок. Для меня это было смерти подобное чувство.
Сначала я не мог подняться со стула, уперив в него усталый взгляд немигающих глаз, смотрел на него, но его не видел. Туман все заволок. Отдохнув немного, встал и, и как пьяный поплелся к двери. Пот холодный покрывал чело и лицо и думалось: неужели это конец, неужели потеряна и последняя искорка надежды? О, как страшен отказ этого энкаведиста.
На улице свежий воздух дохнул мне в лицо. В глазах прояснилось и упорство мое снова заговорило: Нет, не сдаюсь! Какое то чувство внутри подбадривало меня: не сдавайся, не унывай и продолжай бороться, и я упорно продолжал.