В гостях у турок
Шрифт:
— Почемъ-же я-то, душенька, знаю! отвчалъ Николай Ивановичъ. — Вотъ еще серба какого нашла! Да давай звать по русски. Носильщикъ! Носильщикъ! барабанилъ онъ въ стекло какимъ-то двумъ овчиннымъ шапкамъ и манилъ къ себ.
Глафира Семеновна тоже длала зазывающіе жесты. Наконецъ, въ вагонъ влзла овчинная шапка съ такимъ черномазымъ косматымъ лицомъ и съ глазами на выкат, что Глафира Семеновна невольно попятиласъ.
— Боже мой, и здсь эти венгерскіе цыгане! воскликнула она.
— Да нтъ-же, нтъ, это братъ славянинъ. Не бойся, сказалъ ей мужъ. — Почтенный!
— Добре, добре, господине. Пять? спросила овчинная шапка, забирая вещи.
— Пять, пять. Видишь, онъ говоритъ по русски, такъ какой-же это цыганъ, обратился Николай Ивановичъ къ жен. — Братъ славянинъ это, а только вотъ физіономія-то у него каторжная. Ну, да Богъ съ нимъ. Намъ съ лица не воду пить. Неси, неси, милый… Показывай, куда идти.
Баранья шапка захватила вещи и стала ихъ выносить изъ вагона. Выходилъ изъ вагона и брюнетъ въ очкахъ, таща самъ два шагреневыхъ чемодана. Онъ шелъ сзади супруговъ и говорилъ имъ:
— Митница. О, србска митижца, — строга митница!
Николай Ивановичъ и Глафира Семеновна были тоже нагружены. Николай Ивановичъ несъ дв кордонки со шляпками жены, зонтикъ, трость. Сама она несла баульчикъ, металлическій чайникъ, коробокъ съ дой. Ихъ нагналъ кондукторъ, братъ славянинъ и протягивалъ руку пригоршней.
— Господине, за спокой… Тринжгельдъ… говорилъ онъ, кланяясь.
— Да вдь ужъ я далъ гульденъ! воскликнулъ Николай Ивановичъ. — И неизвстно за что далъ. Я думалъ, что мы ночь ночевать въ вагон будемъ, такъ чтобъ въ растяжку на скамейкахъ спать, я и просилъ никого не пускать въ наше купэ, а не хать ночь, такъ и этого бы не далъ.
— На пиво, на чашу пива, высокій бояръ… приставалъ кондукторъ.
— Гроша мднаго больше не получишь! обернулся къ нему Николай Ивановичъ.
— Pass… Pass, mein Herr… раздалось надъ самымъ его ухомъ.
Николай Ивановичъ взглянулъ. Передъ нимъ дорога была загорожена цпью и стоялъ военный человкъ въ кэпи съ краснымъ околышкомъ и жгутами на пальто. Около него двое солдатъ въ сербскихъ шапочкахъ-скуфейкахъ.
— Паспортъ надо? Есть, отвчалъ Николай Ивановичъ. Поставилъ на полъ коробки со шляпками и ползъ въ карманъ за паспортомъ. — Пожалуйте… Паспортъ русскій… Изъ города Петербурга демъ. Такія-же славяне, какъ и вы… подалъ онъ военному человку заграничный паспортъ-книжечку…
Тотъ началъ его перелистывать и спросилъ довольно сносно по русски:
— А отчего визы сербскаго консула нтъ?
— Да разв нужно? — удивился Николай Ивановичъ. — Австрійская есть, турецкая есть.
— Надо отъ сербскаго консула тоже. Давайте четыре динара…Четыре франка… — пояснилъ онъ. — Давайте за гербовыя марки на визу.
— Съ удовольствіемъ-бы, но у меня, голубчикъ, братъ-славянинъ, только русскіе рубли да австрійскіе гульдены. Если можно размнять, то вотъ трехрублевая бумажка.
— Нтъ, ужъ лучше давайте гульдены.
Николай Ивановичъ подалъ гульденъ.
— Мало, мало. Еще одинъ. Вотъ
— То есть, гд мы остановимся? Говорятъ, есть здсь какая то гостинница Престолонаслдника… Такъ вотъ.
— Готель Кронпринцъ… Туда и пришлю паспортъ. Тамъ получите, сухо отрзалъ военный и кивнулъ, чтобы проходили въ отверстіе въ загородк.
— Нельзя-ли хоть квитанцію? Какъ-же безъ паспорта? Въ гостинниц спросятъ, началъ было Николай Ивановичъ.
— Зачмъ квитанцію? Я оффиціальный человкъ, въ форм, ткнулъ себя въ грудь военный и прибавилъ:- Ну, добре, добре. Идите въ мытницу и подождите. Тамъ свой пасъ получите.
Передъ глазами Николая Ивановича была отворенная дверь съ надписью: «Митница».
VI
Въ блградской «митниц», то есть таможн было темно, непривтливо. Освщалась она всего двумя стнными фонарями съ стеариновыми огарками и смахивала со своими подмостками для досматриваемыхъ сундуковъ на ночлежный домъ съ нарами. По митниц бродило нсколько полицейскихъ солдатъ въ синихъ шинеляхъ и въ кэпи съ красными околышками. Солдаты были маленькіе, худенькіе, носатые, не стриженые, давно не бритые. Они оглядывали прізжихъ, щупали ихъ пледы, подушки и связки. Одинъ даже взялъ коробку со шляпкой Глафиры Семеновны и перевернулъ ее кверху дномъ.
— Тише, тише! Тутъ шляпка. Разв можно такъ опрокидывать! Вдь она сомнется! воскликнула Глафира Семеновна и сверкнула глазами.
Полицейскій солдатъ побарабанилъ пальцами по дну и поставилъ коробку, спросивъ съ улыбкой:
— Дуванъ има?
— Какой такой дуванъ! Ну, тебя къ Богу! Отходи, отстранилъ его Николай Ивановичъ.
— Дуванъ — табакъ. Онъ спрашиваетъ васъ про табакъ, пояснилъ по нмецки брюнетъ въ очкахъ, спутникъ Николая Ивановича по вагону, который былъ тутъ-же со своими сакъ-вояжами.
Вообще, прізжихъ было очень немного, не больше десяти человкъ, и митница выглядла пустынной. Вс стояли у подмостокъ, около своего багажа и ждали таможеннаго чиновника, но онъ не показывался.
Подошелъ еще солдатъ, помялъ подушку, обернутую пледомъ у Николая Ивановича и тоже, улыбнувшись, задалъ вопросъ:
— Чай есте?
— Не твое дло. Ступай, ступай прочь… Вы кто такой? Придетъ чиновникъ — все покажемъ, опять сказалъ Николай Ивановичъ, отодвигая отъ него подушку.
— Мы — войникъ, съ достоинствомъ ткнулъ себя въ грудь солдатъ.
— Ну, и отходи съ Богомъ. Мы русскіе люди, такіе-же славяне, какъ и вы, а не жиды, и контрабанды на продажу провозить не станемъ. Все, что мы веземъ, для насъ самихъ. Понялъ?
Но сербскій полицейскій «войникъ» только пучилъ глаза, очевидно, ничего не понимая.
— Не особенно-то ласково насъ здсь принимаютъ братья-славяне, обратился Николай Ивановичъ къ жен. — Я думалъ, что какъ только узнаютъ изъ паспорта, что мы русскіе, то примутъ насъ съ распростертыми объятіями, анъ нтъ, не тмъ пахнетъ. На первыхъ же порахъ за паспортъ два гульдена взяли…